ЧАСТЬ V
ДЬЯВОЛ БЕЛОГО ЦВЕТА
1.
По остывшей глади озера Нерон тянулись на запад густые облака. Галивон стекал с холма и упирался в берег хаотичной мерянской застройкой. Романовская улица, Спасо-Преображенский собор. Тишина, запах дыма и рыбы.
Внезапный вихрь сухого октябрьского воздуха унес за угол павшую листву, будто спасая своих маленьких братьев от отчаянных пролетарских сапог. На Романовскую улицу вылезла плотная дикая толпа крикунов, вооруженных неистовыми кулаками, да желанием справедливости и двинулась к площади. Оружия не было.
Испуганные, и от этого готовые на все жандармы и полицейские, бежали навстречу и окружали из прокисших переулков. Увидав мундиры, женщины закричали, мужики принялись кидать в полицию редкие камни, но дубинок было слишком много. Жандармы принялись стрелять в воздух, и митингующие бросились прочь – кто-то упал. Полицейские нагоняли и избивали последних. Тут несчастные люди увидели на другом конце улицы колонну безоружных солдат сто восемьдесят первого запасного пехотного полка, не так давно высланного в Галивон за участие в рабочих волнениях. Люди рассеялись вдоль домов, а солдаты, молча и ожесточённо, вступили в бой с полицией! Стрелять в солдатню жандармы не осмелились, и красного на их усатых харях становилось всё больше. Бабы и рабочие с восхищением смотрели на своих спасителей! Наконец, полицейские и жандармы отступили. Нет, они не бежали, а, поднимая шапки, уходили прочь в сторону площади, показывая кулаки. Из-за ограды Спасо-Преображенского собора за беспорядками наблюдали две молодые миловидные монашки. Их реснички испуганно дрожали, а губки изумлённо округлялись в бантики. Вышла настоятельница: «Покимать не дадут, ироды алманские! Кич по ним плачет! Прасковья, Дунька, а ну быстро в клюку – касюга заругат! В монастырь спровадит!»
«Шабро, мамыса! Масы хлим!» - вскрикнули девушки и скрылись в храме. *
Через пять месяцев после произошедших событий солдаты сто восемьдесят первого полка разоружили полицию и взяли власть в Галивоне. Город гудел. Посланный Петроградским Советом большевик Николай Лядов красноречиво агитировал за пролетарскую власть! «Дьявол белого цвета!» - кричал Лядов, призывая людей к расправе над монархистами, поддерживающими белое движение и их приспешниками – духовенством. Мерьская голытьба, возомнившая себя движущей силой мировой революции, шаталась по ночным улицам, грабила торговцев и местную интеллигенцию. Перо и секарь ** – самые страшные алманские слова для любого проезжего инженерика в приличном пальто. Можно не понимать, о чём говорит местная мерь, но знать через что должна придти к тебе страшная смерть - необходимо. Знать, значит, обезопасить себя, скрывшись в чёрном переулке, лишь приметив за углом мужика с топором.
Послушница Прасковья – девушка невероятной красоты, спешила на вечернюю службу. Она быстро и выгодно продала весь хлеб, и была готова принять похвалу от настоятельницы. Настроение было хорошее, только вот ладан в храме закончился, а она так любила его запах. Происходившее вокруг всё меньше волновало девушку, ведь там – у икон был другой мир – тёплый, освещенный трепещущими огоньками свечей, мир надежды и гармонии. На свечках, правда, тоже экономили, но это не беда. Главное, сыты – озеро Нерон кормило всех жирной и вкусной рыбой. Недаром у благословенного водоёма испокон веков жили люди, жили и делили власть над окрестностями – так было во все времена.
«Э, каривос»! – Прасковья услышала голос одного из преследовавших её лихих пролетарских солдатиков и ускорила шаг. Церковь была совсем рядом с площадью, но вдруг ворота закрыты…!
«Имай – упнает!» *** - закричал второй по фамилии Синяков.
Мужики догнали Прасковью и, приставив нож к спине, повели переулками к озеру. Тут сила воли покинула девушку. Когда такое происходит, ты становишься игрушкой в руках бандитов, мягким, безвольным существом. От этого садисты ещё больше раззадориваются и получают наслаждение от власти над тобой. В эти мгновения они счастливы.
Лихие солдатики вытащили Прасковью на берег. Сначала, отложив в сторону топор, её насильничал Кукушка. Потом за дело принялся Синяков. Девушка от страха описалась, но мужиков это нисколько не смутило. Пролетарии заглянули в корзину и остались довольны добычей – погулемать хватит. Они распихали добро по карманам и бросили корзинку в камыш. Потом Кукушка занёс над Прасковьей топор. Последнее, что увидела девушка, была приближающаяся колокольня Спасо-Преображенского собора на фоне тёмного неба – «Она обязательно вернется и принесет, что наторговала»! И мамыса похвалит её и погладит по голове. А на следующей неделе привезут ладан и свечи… всё будет хорошо…» Прасковье отрубили голову и закинули в холодные воды озера Нерон так далеко, как смогли. В то же мгновение стая голодных котов, испугавшись призрачной тени, сиганула прочь от ворот Спасо-Преображенского собора.
На протяжении двадцати лет после этих событий продолжались расправы над дворянством, духовенством, интеллигенцией. Сотни людей в Галивоне были расстреляны. Церкви разрушались и приспосабливались под склады. Спасо-Преображенского собор был переделан под хлебозавод.
2.
«Начнешь с расстойки! Будешь заправлять туда батоны. Смотри не перепутай со временем! Как подойдут сразу в печь! Какие кнопки нажимать – покажет Степановна. К этому тестомесу не подходи, пока станину не починят. А то кувырнётся тебе на голову. Вот нож для нарезки. Вроде всё. А! На чердаке – режут сухари. То, что не продано – весь возврат, режем на панировочные сухари – с хлеборезкой осторожнее! Галька Лядова себе палец неделю назад отрезала. Мне проблемы не нужны! Выходим по очереди. Ты с Мариной в ночь с четверга на пятницу! Это не обсуждается! И… ничего не бойся и всяких дур не слушай» - так инструктировала начальница цеха Ольга Олеговна своего нового работника молодую старательную Александру Кукушкину – дочку школьной подруги.
На другой день Александра вскочила спозаранку – шутка ли, надо в коллектив влиться: «В наши дни стабильная зарплата на первом месте среди всех дел – тогда можно планировать, да и о чём другом подумать - о вечеринках, к примеру. По крайней мере, будет на что нарядную одежду купить. За ней, конечно в Кострому тащиться… эх, с первой же зарплаты куплю».
«На дворе хлебозавода валялись два растерзанных и раскрошенных батона: «Как же так с хлебом-то?». День прошел хорошо, Саша быстро освоила оборудование и всё успела. Запах хлеба с непривычки кружил голову и приказывал животу урчать. Всё было замечательно, но случилась одна странность – Марина Синякова, девушка, с которой ей нужно было выходить в ночь, в момент знакомства произнесла страшным голосом: «Ты думаешь, хорошо работается, когда она голову свою подле тебя ищет?»
«Кто? Какую голову?» - удивилась Саша.
- А ты думаешь, Галька так просто палец отрезала? Испугала она её, когда та с купола сошла!
- Да кто она?
-Да сама увидишь, коли не сказали ещё…
На следующий день Александра снова увидела раскрошенные во дворе батоны: «Птиц что ли приучают?» Спросила Степановну, но та ответила, что не знает. Выпекать закончили к вечеру, и грузчики принялись перевозить хлеб в «экспедицию» (на склад). Рано утром фургоны начнут развозить свежий хлеб по торговым точкам. Все работники направились домой, а Саша с Мариной принялись ужинать – им в ночь - на сухари. Поужинав тем, что осталось, девушки поднялись на чердак, который представлял собой антресольный этаж на стойках – в углу уже находились коробки с «возвратом».
Несмотря на странные пророчества новой знакомой, ночь прошла хорошо – «возврата» набралось немного и они быстро управились. Саша ни о чём не спрашивала Марину, решив, что у неё «ни все дома».
За неделю работы Александра показала себя душой компании. И вот снова в ночь. Саша всё время думала о том, как потратит первую зарплату. Скорее всего, родители много не заберут – должна же она почувствовать всю прелесть первой получки.
Итак, девушки перекусили в и, погасив в цеху свет, отправились резать хлеб для сухарей. Марина на этот раз была веселее. В экспедиции стало тихо - грузчики и водители начнут приходить к четырём утра, чтобы погрузить и развести благоуханный хлеб по всем магазинам нашего района.
Выработали первые коробки, и Маринка спустилась за «возвратом». «Можно передохнуть» - подумала Саша. Тут она заметила, как в пяти метрах от неё, на полку с чистящими средствами вскочила какая-то странная зверушка похожая на ушастую белку, только без хвоста. Миловидный зверёк бесшумно замер на полке, внимательно разглядывая труженицу. Вернулась Марина с мешком хлеба.
«А к нам гости пожаловали» - умиляясь, сообщила подруге Саша.
«Не приведи бог» - отозвалась Марина и снова спустилась за возвратом.
«Ты новенькая что ли?» - вдруг услышала Саша позади себя. Она резко провернулась – зверушка смотрела ей прямо в глаза. Девушка почувствовала головокружение, а когда существо вопросительно кивнуло головкой – потеряла сознание.
Александра очнулась от запаха нашатыря. «Мы называем её шпионка» - сообщила Марина, завертывая вату в полиэтилен, чтобы не пахла в мусорном ведре.
-Это что такое? Как такое может быть?!
-Ничего привыкнешь. Зарплата хорошая, коллектив дружный. А это… ну с этим даже интереснее. Ладно, давай заканчивать. Хотя нет, ты посиди, я сама доделаю, а то ещё палец себе отрежешь.
Наконец собрались домой.
«Скорее бы на воздух» - не дожидаясь Марины, Александра открыла дверь в темноту, и тут перед ней возник старый - бедно одетый священник. «Дочка, дай покушать» - зашипел старик.
«Как он проник на территорию, она же огорожена со всех сторон?! Набрали алкоголиков в сторожа!» - Александра повернулась и увидела невдалеке одинокий контейнер с тремя неупакованными батонами, который почему-то не довезли до «экспедиции». На нем висела бумажка со странной надписью «Для них». Саша взяла одно из изделий и подала старцу. Священник жадно схватил хлеб и устремился во двор. И тут со всех сторон потянулись тени людей, в церковном одеянии. Они столпились вокруг старца и потянули руки к батону. За пару секунд церковники раструсили его по земле, после чего повернулись к девушке, и Саша увидела, что все они мёртвые. Она схватилась рукой за косяк, а покойники прошипели: «Мы голодали перед колемой, дай поись!» В глазах потемнело, и Александра снова потеряла сознание.
Сашина мама и Ольга Олеговна стояли рядом с кроватью и уговаривали девушку вернуться на завод: «Ну, куда ты пойдёшь? Сейчас везде по знакомству! За все время, что это происходит, почти никто не пострадал. Только бабушка одна ногу сломала, когда зачем-то спасалась, да Лядова руку порезала! Неужели ты такая трусиха?»
-Да что вы, мама, тётя Оля, разве я сказала, что ухожу? Просто предупреждать нужно. Не боюсь я нежити.
-Ну и хорошо, а первую зарплату всю можешь на себя потратить!
-Спасибо, мамочка!
-Она тебя давно ждала
Саша подняла глаза на тётю Олю. Женщина как будто впала в ступор.
-Что?! Тётя Оля, что Вы сказали?!
«А!» - пришла в себя Ольга Олеговна
-Ничего дорогая, сказала, мы тебя ждём…
+++
Над сумеречной гладью Нерона возносился его дух. Льдинки и холодные капли, будто лунный свет, словно звезды стекали по гладкой коже существа и падали в пресные воды озера тайна за тайной. Узкое лицо медленно озиралось по сторонам. Тонкие руки опущены вниз. Вечное существо недвижимо замерло в сиянии ночного светила, только торчащие из плеч и головы, перепонки трепетали на холодном ветру. Оно ещё помнило последних шаманов, что падали перед ним ниц на берег Нерона, а теперь только мерь со своими окурками и неуёмной жаждой рыбы. Великий дух поднялся из воды и громогласно приказал: «Кулемасы, отпулите елтоне качаву!» ****
«Шаброоооо !» - послышалось со всех сторон, поверхность озера закишела кулемасами, да утопленниками и вот уже поднимают они над водой отрубленную женскую голову и плывут с ней к берегу Нерона.
+++
Смирившись, что ей придется работать в компании людей и привидений, Александра отправилась на работу. Крошева во дворе не было – директор отдал распоряжение дворникам регулярно убирать утренний батон, если таковой объявится.
Месяц прошел в полнейшей гармонии. Александра получила первую зарплату и отправилась в Кострому. Назад возвращалась с полными сумками обновы. Уже на подъезде к Галивону в автобус зашел старенький священник. Он сел рядом с девушкой и запыхтел: «Ой, что знаю, что знаю».
-Что же, спросила Саша.
-Кулемас Нерона велел ей голову вернуть.
-Кому ей? – спросила девушка и проснулась.
Автобус вернулся в город.
Наступил четверг. Работа спорилась, вот только Саша постоянно натыкалась на какую-то старую корзинку. Однажды она унесла её на склад, но та снова попалась ей на глаза.
«Никуда ты её не денешь, это её корзинка» - пояснила Степановна
-Кого
-Да безголовой Прасковьи!
-Ясно. Лучше бы она была безрукая. Тогда бы кулемас ей руки назад привинтил – засмеялась Александра.
Степановна перекрестилась.
Поужинав, Саша и Марина отправились на сухари. Вот тогда-то девушка и увидела её – ту самую монашку, которой её дед отрубил голову. «Дьявол белого цвета» - раздался зловещий шепот из одновременно всех углов и призрак сошел из единственного уцелевшего купола. Вытянув руки, поплыл по чердаку прямо на неё. Скрюченные синие пальцы,казалось, тянулись к шее. Силы покинули Александру, она упала и поползла по сварным железным ступеням вниз. Марина Синякова – внучка второго преступника увидев эту картину снизу - из цеха, оступилась и ударилась головой о станину тестомеса, который днём демонтировали для производства ремонтных работ. Саша выползла на двор и увидела вокруг себя мертвецов. Они указывали на неё пальцами и шипели: «Вот он – убивец твой! Вот он».
«Это не я» - закричала Саша, и в глазах стало темно.
Рано утром водители нашли Марину с кровоподтеком на затылке, да поседевшую Александру и отправили обеих в больницу - призраки богомольцев помиловали потомков своих убийц. А сторож рассказал людям, как ночью мёртвая монахиня без головы ушла на озеро, где её ждали черти. Они вернули ей голову и больше она не придёт. Он в подробностях рассказывал, как прятался в снежном камыше, опасаясь, как бы нежить его не заметила.
А, и, правда - пьяному мере всё нипочём. После описанных событий вход на чердак был заколочен досками.
Примечания к главе
*Вышла настоятельница: «Покимать не дадут, ироды алманские! Кич по ним плачет! Прасковья, Дунька, а ну быстро в клюку – касюга заругат!»
«Шабро, мамыса! Масы хлим!» - вскрикнули девушки и скрылись в храме.
Поспать не дадут, ироды галичские! Тюрьма по ним плачет! Прасковья, Дунька, а ну, быстрее в церковь – священник отругает!
Хорошо, матушка! Мы бежим!
** Перо и секарь – нож и топор
*** «Э, каривос»! – Эй, девка!
«Имай – упнает!» - Лови - убегает
(Галивонские алеманы)
Назад в раздел
