Мальчик, который искал время
Жил однажды мальчик. Он хотел встретиться со временем. Ветер сказал ему, что время живет за тундровыми сопками. Конечно, нельзя верить ветру, но все же мальчик отправился искать время. Бродил неделю, вторую, третью, но время всегда убегало с его пути.
Наконец мальчик дошел до озера Луобмосъяври. Туда, откуда когда-то давно образовался мир. Мальчик уже совсем обессилел и стал думать, что напрасно ищет. Сел на камень возле озера и стал оглядываться вокруг себя. Заря летнего солнца сделала ночь похожей на день, только тени были длиннее дневных и не так четко вырисовывались. Если догадаешься посмотреть внимательнее на тени, время не перепутаешь.
Мальчик решил переночевать возле озера Луобмосъяври и отправиться обратно домой только утром. Ветки тундровых берез были видны отчетливым рисунком на горизонте. От свиста золотистой ржанки мальчика стал одолевать сон. Поверхность озера блестела под лучами ночного солнца.
На берегу озера мальчик заметил серую, почти незаметную избушку. На крыше избушки росла трава тростянка, а сине-красные цветочки растущего вокруг лесенки кипрея нашептывали ночные секреты.
Мальчик спустился ближе к озеру и поднялся по лесенке избушки. На дверь была прибита серая доска, на которой была едва видна надпись: ИЗБУШКА ВРЕМЕНИ.
Удивленный мальчик радовался:
- Я все же нашел время!
Вместо ручки на двери избушки была скрюченнная ветром и морозом ветка тундровой березы.
Мальчик поискал ключ, но нигде его не нашел. Затем бревна избушки начали говорить тихо:
- Дверь избушки времени
ключей не знает.
Дверь запертой не бывает.
Мальчик открыл дверь и шагнул внутрь. В печке горел огонь, но нигде никого не было видно.
- Отдохну здесь немного, - раздумывал мальчик.
Усталость совсем захватила его. Он сел на оленью шкуру возле стены, и стал ждать время. Но только вот никто не приходил.
Загрустивший мальчик размышлял:
- Тот, который разжег огонь, конечно, уже не вернется обратно. Лучше всего отказаться от ожидания. А огонь все горит, в избушке тепло… Останусь еще ненадолго, пока совсем не уйду.
Мальчик стал смотреть на языки пламени, не думая ни о чем. Огонь не утихал нисколько, и, наконец, бревна избушки опять заговорили:
- Время как ветер такое же,
Что спешит всегда убежать.
Его никто никак не увидит,
Пока не оставит желанье искать.
Тогда мальчик понял: как только увидишь время, в тот же миг его не будет. Он поднялся, вышел на улицу и увидел, что солнце было уже высоко. Напевая про себя, он собрал полную охапку цветов калужницы, сплел из них венок и надел его на голову.
А когда мальчик добрался туда, откуда отправился, он стал смотреть время не с циферблата часов, а на звездном небе, и начал рассказывать сказки.
Как Ибмел сотворил землю
…Была ночь, зима и лёд. Полярная ночь раскинула свои тяжелые крылья над тундровыми сопками. Откуда-то послышались звуки, словно далёкое эхо песни. А затем с востока небо стало рассветать. Крылья Полярной ночи отошли в сторону, и Ибмел, творец солнца, осветил землю.
Ибмел растопил снег и лёд, рассадил по тундровым сопкам деревья и посеял цветы. Наконец он спустился к берегу озера Луобмосъяври, сделал из прибрежного песка и камней лемминга, волка, зайца, оленя, медведя и много других зверей.
Им он сказал:
- Заполните тундровые сопки и долины!
И звери послушались творца солнца. Затем Ибмел сделал из воды и прибрежного песка такое существо, которое было наполовину похоже на него самого, наполовину на зверей. Из прибрежной осоки он сделал волосы, вместо глаз прицепил блестящие камушки и поставил свою поделку сохнуть на прибрежный камень. Когда первая скульптура из песка была готова, Ибмел стал творить дальше. Так как он размышлял, что многообразие будет богатством, каждую фигуру он делал немного отличной друг от друга. Одна получилась черной как ягоды толокнянки, другая – белая, как цветок багульника, третья – желтая, как купальница, а четвертая – красная, как золотой осенью раскаленный листок черники. Каждому существу он сделал пару, чтобы они дополняли друг друга.
Ибмел расставил последние скульптуры из песка сохнуть, а сам сел рядом с ними отдохнуть. Он очень сильно устал, ведь солнце много раз поднималось, пока он старательно трудился. Ибмел накрылся своми светлыми крыльями и крепко заснул.
Но только из-за горизонта за стараниями Ибмела наблюдала Полярная ночь, владычица мрака и пустоты. Когда Ибмел заснул, она раскрыла черные крылья и тихо подкралась. На прибрежном камне лежали существа, сделанные Ибмелом. Полярная ночь знала, что Ибмел хочет дать им жизнь.
Злорадно ухмыляясь, она вытащила из-под черного плаща луки и стрелы, боевые топоры, копья, дротики, ножи, дубины и много разного другого оружия, и начал вкладывать их каждому существу в руки. Но когда она добралась до тех, которые лежали близко от творца, спящий Ибмел зашевелился.
Полярная ночь испугалась и отошла прочь, поэтому последние существа остались без оружия. Полярная ночь тихо поднялась, размахивая вороньими крыльями, и улетела за горизонт. Когда Ибмел проснулся, её уже не было.
Как только Ибмел расправил светлые крылья, тут же вспомнил, что его работа осталась незаконченной. Пока он спал, все существа, сделанные им из прибрежного песка озера Луобмосъяври, высохли. Ибмел взял в руки ближайшего и улыбнулся, довольный. Птицы, которых он сделал уже раньше, расселись кто на ветки деревьев, кто на прибрежные камни, и все время внимательно наблюдали за стараниями Ибмела. Они видели, как Ибмел вдыхал в сделанные существа жизнь, и, удивляясь, щебетали и распевали. Поэтому пробуждаясь к жизни, люди в первую очередь услышали щебет птиц.
Ибмел не заметил, что Полярная ночь тайком раздала многим сделанным им существам оружие. Ибмел назвал существа людьми и отправил их по всей земле. Но скоро до слуха Ибмела дошли громкий шум и крики с земли, которую он только-только успел закончить делать.
Ибмел потянулся посмотреть - и увидел, как там люди ругались и дрались между собой. Они не прислушивались к пению птиц, как уже не понимали и птичьего языка. Поэтому птицы убежали от людей в леса и места, где никто не жил.
На земле властвовали зло и страх. Люди пользовались оружием, которое им дала Полярная ночь, да еще и сами сделали новое. Ибмел заметил, как Полярная ночь зло ухмылялась на горизонте. Тогда он понял, что все это было злой хитростью Полярной ночи. Люди продолжали придумывать все более устрашающее оружие, чтобы быть еще сильнее для победы над другими, и Ибмел видел, как Полярная ночь нашептывала им новые указания.
Теперь Ибмелу оставалось только ждать, когда бы люди выкинули оружие Полярной ночи и перестали воевать друг с другом.
Те люди, которых Ибмел сделал в последнюю очередь, не очень хотели драться. Поэтому, им, как и птицам, пришлось бежать за леса, за тундровые сопки, пока не дошли до края земли, туда, где соединяются земля и небо, к морю, которое называется Домом птиц. Если пойдешь туда с открытыми глазами и ушами - сможешь выучить язык птиц. Сумеешь прочесть на снегу приветствие куропаток и поймёшь, о чем щебечет синегрудая птичка варакушка: «Тот, кто знает язык птиц, уже не будет слушать злых советов Полярной ночи».
Как у саамов появились олени и в небе облака
Когда саамы заселили северные окраины земли, в первое время они охотились и ловили рыбу. Только через некоторое время подумали и сказали друг другу:
- Чего-то нам не хватает! Нам нужен такой помощник, который бы таскал наши нарты, полные вещей, возил бы нас и наш груз с одного места на другое. Ничего плохого не будет, если найдется немного молока и творожку, да жилы, из которых можно будет сплести нитки, да кожа, из которой можно будет шить одежду, да мясо, которое можно будет засушить и есть тогда, когда куропатка не попадается в ловушки, рыба не попадается на крючок.
Договорившись друг с другом, саамы направили избранных мужчин к творцу Ибмелу, чтобы они рассказали ему о своих пожеланиях. Ибмел выслушал их и, раздумывая, сказал:
- М-м, сказать легче, ежели сделать! Только вижу, хотите хорошее и полезное, поэтому изо всех сил буду стараться помочь вам.
Ибмел взял из пруда затонувшее дерево, которое размокло в воде и стало серым. Прикрепил к дереву вместо головы продолговатый камень с выступами и углублениями и вместо ног сухие кривые ветки. Вместо шерсти он использовал пух куропатки, из ягоды вороньего глаза сделал глаза. Из кисточки пушицы получился хвост, искривленные ветки тундровой березы подошли вместо рогов. Конечно, ветки очень обрадовались, что настало время и им увидеть просторы земли. Когда Ибмел задул в сделанное жизнь, оно сразу же кинулось бежать. Оно стало убегать от саамов, не показывая ни малейшего желания помогать им. Это сильно рассердило саамов. Они бросились за ним, но только пришлось долго гоняться, пока им удалось поймать и успокоить такое дикое животное. Ибмел наблюдал с неба, и радостно смеясь, думал, что самый лучший подарок, это тот, ради которого приходится немного помаяться.
Пойманное животное саамы назвали оленем, другого такого существа нет под небом. Олень дал мясо, кости, жилы и кожу, даже молоко. Олень плодился и размножался, заполнил всю Лапландию. Он таскал нарты саамов, возил вещи и людей с одного места на другое так быстро, будто проносился ветер между тундровыми сопками.
Когда Ибмел заметил все то хорошее в сделанном им существе, он сам захотел заиметь стадо оленей. Он дунул на небо сначала маленькие белые облака. Они легко разошлись по небесной тундре, будто белошерстые олени, которых саамы называют Суйвакко и Луостакко.
Затем Ибмел выдул большие черные облака, которые с грохотом носились по всему небу. Они стали черными оленями Ибмела, таких оленей саамы называют Мутсикка. Когда они появляются на небе, люди знают, что Ибмел начинает ковать молнии в своей кузнице на вершине самой высокой сопки.
Ибмел дунул еще третий раз, тогда зародились серые облака, которые собираются на небе в дождливую погоду. Они стали оленями Виэлла, которые выдают грусть и тоску Ибмела. Когда они скучают по солнцу, они очень тоскливо плачут, и тогда у подножий сопок рождаются ливневые дожди. Иногда они перестают сильно плакать, и тогда появляется туман либо начинает моросить. Но солнце снова появляется, когда Ибмел отгоняет оленей-виэлла по радуге кормиться сладким ягелем.
Наконец, Ибмел даже и не заметил, как на небе появились еще несколько одиноких облаков, которые стали одиноко бродить по небесной тундре отдельно от стада. Они стали оленями Ибмела без меток, или Кодди. Они родились совершенно неожиданно и не входят в оленье стадо Ибмела. Им может поставить свои метки любой, даже ты.
Оленей у Ибмела несчетное количество, так же как и у саамов – никто никогда не скажет точное число своих оленей. Если посмотришь в облачную погоду вверх, легко убедишься, насколько большое стадо оленей у Ибмела. Иногда оно полностью заполняет небесную тундру.
Иногда самцы оленей, или быки, начинают драться между собой. Самые злые - черные олени-мутсикка. Когда встречаются два черных оленя самца, слышен такой грохот, что северные жители смотрят в небо, качают головой и говорят:
- Да это там всего лишь гром грохочет!
Но только Ибмел не будет долго смотреть, как самцы черных оленей дерутся. Он спешно приходит и хлещет своим золотым арканом так часто, что олени быстро успокаиваются. Когда аркан Ибмела свистит, люди говорят, мол, Ибмел разозлился. Наконец Ибмел подзывает одну из оленегонных собак, которых зовут Запад, Восток, Юг и Север. Она отгоняет самцов оленей за горизонт, где они остаются пастись.
Когда в небе не видно ни одного одинокого облака-оленя, значит, все они за горизонтом в поисках серебряного ягеля. Только в свое время, как и другие олени, они, конечно, возвращаются обратно.
Серебро Ибмела
Когда саамы ютовали в гористой тундре, они встречали жителей с юга. Для оплаты за шкуры оленей южане предлагали саамам блестящие серебряные монеты. Саамы проделывали в монеты отверстия и прикрепляли их к поясу или прицепляли для украшения к краям кофты. Серебро в скором времени теряло свой блеск, и, в конце концов, совсем потускнело. Несмотря на это, и такие монеты лучше всего подходили как украшения вместо тканей, платков, вышивок и другого. Но затем серебро закончилось, не было больше и шкур для продажи.
В те времена саамы были в хороших отношениях с Ибмелом, небесным господом. Когда саамы встретились с Ибмелом, сказали ему:
- Многое ты дал нам: просторы тундры с сопками и оленя, куропатку и зайца, а потом и морошку – золотую ягоду болот… Но про серебро ты совсем забыл.
Ибмел нахмурил брови и ответил:
- Не понимаю, о чем вы говорите! Я совсем не забыл дать вам серебро.
Он велел саамам следовать за ним и повел их на самую вершину сопки. Была зимняя ночь. Месяц блестел на черном ночном небе и делал серебристым белый наст.
- Вот как много у вас серебра! – сказал Ибмел. - Зачем только и жалуетесь?
- Небесный господин, - ответил вождь саамов. – Когда снег растает, растает и это ночное серебро.
Ибмел махнул рукой, и наступило лето. Птица-солнце, медленно взмахивая крыльями, пролетала низко в сторону горизонта, и все озера, реки ручьи меж сопок Лапландии блистали серебром.
- Там ваше летнее серебро! – сказал Ибмел.
- Ибмел, ты, что живёшь у небесных сопок, - вежливо сказал вождь саамов.– Когда небо облачное, Птицу-солнце не видно, и тогда наше летнее серебро становится серым как свинец.
- Тогда дам вам такое серебро, которое не тускнеет круглый год и не зависит от небесного света! – обещал Ибмел.
Небесный господин взял камушек со склона сопки, разгладил его и дунул. В тот же миг у него в руках появилась семга с серебряной чешуёй. Ибмел бросил её в речку, и ее чешуя стала сверкать сквозь воду как блестящее серебро.
- Ваше серебро ценнее серебра иноземцев, - сказал Ибмел. – Заботьтесь о своём! Придет время, когда отменят все серебро земли.
Рождение снега
Полярная ночь раскинула свои крылья над Лапландией. Стало мрачно и темно, потому что Лось-Солнце ушел за горизонт и вернется обратно только весной. Маленькие дочки-метелицы Пиэгголмая, бога ветра, играли в прятки на склоне небесной горы. Самая младшая из них сказала:
- В Лапландии очень темно! Давайте соберем на лугу ветра белые цветы и раскидаем их по всей земле. Цветы с лугов ветра будут согревать под собой в холода траву и ягель, а одеяло из цветов будет освещать Лапландию до возвращения Лося-Солнца.
Дочери Пиэгголмая запрягли в сани облака-оленей и отправились на небесный луг, где в сероватых сумерках отдыхали ветра. Они насобирали полные сани маленьких белых цветов-звездочек, стали ездить в разные стороны на облаках-оленях по небесному болоту и раскидывать цветы по земле.
Люди вышли из домов, звери из укрытий и стали смотреть в небо. Посыпались маленькие белые цветочки, легкие как пушинки одуванчика. Падая сквозь небо, они заледенели и стали ярко блестеть в лучах луны и звезд. Тундровые горы, болота, кусты, деревья, а также и крыши домов оказались под цветочным одеялом. Люди смеялись от радости. Дети скатились со склона горы и стали кидаться в друг друга снежками. Когда они поднялись обратно на вершину, увидели на снегу рисунок дочерей Пиэгголмая. Девочки заметили себя в снежном рисунке, встали в круг, взявшись за руки и стали плясать вокруг детей.
Если возьмешь в ладошку снежинку и посмотришь внимательно, заметишь, что она совсем как цветочек-звездочка. Каждая снежинка своеобразна, не бывает двух одинаковых. А иначе они и не могли бы быть цветами с лугов ветра!
Ловец большой сёмги
Далеко на севере, там, где к Ледовитому океану протекает Тэно, большая сёмужная река, жил когда-то рыбак по имени Луосса-Маннус. Он очень хотел поймать в Тэно самую большую сёмгу, такую большую, какой ещё никто не видел. Много лет подряд он пытался поймать такую сёмгу, но все безуспешно.
Пришла весна, и река сняла свой ледяной покров. От радости освобождения она начала разливаться через берега. Рыбаки готовили сети и мерёжи, проверяли лески для удочек, затачивали остроги и делали берестяные поплавки. Луосса-Маннус тоже готовился к ловле сёмги.
Сёмга отправилась в дальний путь от устья к притокам реки Тэно, где она когда-то появилась на свет. Луосса-Маннус произнес крепкий заговор мерёже, отплыл на вёслах к середине узкого места русла реки, и закинул в воду снасть. Сверкая серебряными плавниками и, плескаясь в перекате реки, вверх по течению плыли крупные сёмги.
Они напрягались изо всех сил и били хвостами по воде. Они перелетали через водопады, где вода бурлила и падала вниз, разбрызгивала вокруг многими тысячами капель цвета радуги. Луосса-Маннус ждал самую большую сёмгу Тэно, рыбак знал, что она обязательно приплывёт.
Солнце искрами блестело в реке Тэно, когда Луосса-Маннус увидел большую сёмгу. Он даже вздрогнул, когда заметил, что сёмга была длиной с его лодку, а, может быть, даже и больше. Сдерживая дыхание, Луосса-Маннус притаился ждать за обрывом, когда большая сёмга зайдёт в его мерёжу. Сёмга и зашла туда прямо через переднее отверстие. Но, ударив хвостом только один раз, она разнесла снасть, проплыла сквозь неё и выкинула куски на прибрежный обрыв. Опечаленный Маннус собрал остатки своей снасти, но решил сразу же попробовать снова. Ему надо было поймать самую большую сёмгу Тэно обязательно! Отчего Маннус так этого хотел, даже сам не знал.
Луосса-Маннус достал самую крепкую сеть. Тихо напевая йойку, он осмотрел сеть, отнёс в лодку и поплыл по реке. Маннус поднимался вверх по течению туда, где плавала большая сёмга, и стал искать её глазами. Наконец Маннус заметил сёмгу. Большая сёмга отдыхала перед перекатом возле низовья плёса. Луосса-Маннус быстро подгрёб и бесшумно закинул сеть на другую сторону плёса. Его сеть была прочной и крепкой, и в ней был сильный заговор. Сёмге придётся зайти в сеть, другого выхода нет!
Маннус отплыл обратно на берег и стал ждать. Большая сёмга зашла в поставленную сеть, но разорвала её пополам острыми плавниками, махнув хвостом один раз, выкинула на берег лоскутки и, насмехаясь, поплыла вверх своей дорогой.
Луосса-Маннус показал от злости кулаки и отплыл обратно вниз по течению.
Сейчас уже Маннус решил быть хитрее прежнего. Сёмга плыла долгой доргой от Ледовитого океана к верховьям Тэно. Маннус думал, что поэтому сёмга очень сильно проголодалась. Он отыскал свою самую лучшую удочку для ловли сёмги, насадил мотылёк и ещё раз поплыл на вёслах вверх по течению реки. Он сел подстерегать на камень там, где река сворачивала перед самым большим перекатом.
Там поднималась большая сёмга! Она была такой большой, что заполнила половину русла реки. Луосса-Маннус верил, что в этот раз ему повезёт. Он закинул крючок в излучину реки против течения. Мотылёк заманчиво сверкал в быстрых водоворотах. Сёмга раскрыла большой рот и проглотила мотылька. Удивленный Луосса-Маннус почувствовал, как натянулась леска. Он все-таки поймал самую большую сёмгу Тэно! От радости он затянул йойку:
- Самую большую сёмгу Тэно
Отловил Луосса-Маннус !
Воййа-воййа, нун-нун-нуу,
Нан-нан-наа, хах-хах-хаа!
Большая сёмга изо всех сил дёргала леску. Крючок, который зацепился в её жабры, неожиданно сорвался. Сёмга с серебряной чешуёй со злостью ударила сильным хвостом и выбросила Луосса-Маннуса в небо, к дорогам ветров, и поплыла дальше.
Ветры взяли Луосса-Маннуса за подмышки, насвистывая и взвывая от смеха, уносили рыбака все выше, пока не подвесили его за ворот кофты на луч одинокой звезды. Удочка все еще была в его руках, леска и крючок были целы. Только наживка исчезла.
Маннус размахивал руками и ногами, и почувствовал, что ворот кофты начал лопаться по швам. Он схватился руками за край неба и приподнял себя на радугу. Рыбак не хотел сдаваться! Стиснув зубы, он поднял удочку и закинул леску в сторону черного ветра космоса. Леска с крючком устремилась вниз, блеснув сиянием по небу, но не достала до реки Тэно. Да если бы и добралась она до дна, большая сёмга не попалась бы на крючок, там ведь не было уже наживки. Этого Луосса-Маннус совсем не заметил. Может, когда-нибудь он еще поймет это. А вот откуда он еще наживку найдет, это проблема, потому что мотыльки-то не долетают до радуги.
Когда саамы тёмными вечерами смотрят в небо, они видят, как удочка Луосса-Маннуса сверкает тремя звёздами в созвездии Ориона, и говорят:
- Оаггук!
Только финны называют это же созвездие косой Вяйнемёйнена. Почему они дали ему такое название, это уже совсем другая история.
Большая сёмга до сих пор ждёт того, кто ее поймает. Время от времени кто-то рассказывает, что видел ее в верховьях реки Тэно, но только ничем не может подтвердить это. Нельзя ведь поностью верить рассказам о рыбалке.
Алэтта и водяной
Шла однажды девушка по имени Алэтта одна по берегу реки и услышала за излучиной реки звуки игры на дудочке. Алэтта поспешила посмотреть, кто там так хорошо играл. В вечерних сумерках она разглядела возле реки парня, который, задумавшись, сидел на камне, и играл на дудочке. На молодом парне была одежда зеленого цвета как у лапландцев, и своеобразная обувь, украшенная блестящей чешуёй. На шее у него были бусы из ракушек.
Когда парень заметил Алэтту, он испугался и вскочил, и казалось, что он был готов сразу же нырнуть в воду. Алэтта сердечно улыбнулась ему. Парень спросил её имя, и Алэтта сказала.
- А я Скайммадас, сын водяного.
- Играешь хорошо. Но разве нет у тебя песен повеселее?
- До сих пор не было, - ответил Скайммадас. У меня и не было никого, для кого можно было бы сыграть.
- Сыграй для меня! - попросила Алэтта, и парень взял в губы дудочку.
Алэтта присела слушать на прибрежный камень. Сначала Скайммадас играл тоскливо, а затем все веселее, пока дудочка не стала петь как весенний ручеёк. Алэтта слушала, радуясь. Когда парень опустил дудочку, Алэтта попросила:
- Сыграй ещё!
- Мне надо уходить. Но сыграю тебе завтра, если придешь к речке в это же время.
Алэтта обещала прийти, и парень нырнул в воду.
Девушка ушла в свой чум и легла отдохнуть на спальную шкуру. Но только спать не хотелось. Всю ночь она слушала журчание речки и шепот ветра в прибрежном ивняке. Но как только рассвело, она встала и начала ждать вечер.
Под вечер Алэтта уже торопилась туда, где встречалась с Скайммадасом. Парень вышел из пены переката, сел на камень и достал свою дудочку. Весь вечер он играл для Алэтты. В небе вместе со Скайммадасом начали играть дудочки звезд.
- Когда ты близко, играю лучше, чем раньше, - сказал Скайммадас.
- Играй ещё, - просила Алэтта.
- Мне надо уходить, - ответил сын водяного. – Но сыграю тебе снова завтра, если придешь к речке в это же время.
Скайммадас снял с шеи свои бусы из ракушек и подарил Алэтте. Девушка надела бусы под платье и решила носить их, не снимая.
На следующий день в чум Алэтты прибыл жених, Юсса, богатый и именитый оленевод, вместе с ним был сват. Родителям жених пришелся по душе, но Алэтта даже и смотреть не очень хотела на шелковые платки и серебряную риску-брошь, которые ей предлагал Юсса. Сват спросил, почему Алэтта сомневается. Девушка посмотрела на жениха и с грустью ответила свату:
- Он не умеет играть!
- Умею петь йойку, и хорошо пою, - вмешался в разговор жених. – Вот только послушай!
Оленевод начал петь йойку. Он умело каркал как ворон, так, что вокруг разнесся рокот, и камни посыпались с тундровой сопки вниз. Алэтта закрыла уши и отошла в сторону. Юсса разозлился и собрался уходить, но обещал отчиму Алэтты, что снова придет свататься через неделю. У молодых желания переменчивы, рассуждал отчим. За неделю, конечно, Алэтта образумится и захочет быть женой Юсса.
После ухода жениха и свата отчим отругал Алэтту:
- Только попробуй отказать знатному человеку, глупая девка! Что тебе голову помутило?
- Встретила Скайммадаса, - тихо ответила Алэтта.
- Сына водяного, этого дудочника! – с пренебрежением крикнул отчим. – Может ещё и Стаало! Из чума не посмеешь выйти, пока не образумишься. Через неделю дашь согласие Юсса!
Разозленный отчим вышел на улицу. Алэтта присела в угол и закрыла глаза волосами. Мама посмотрела с грустью на неё и вышла искать мужа.
- Откуда знаешь, что самое лучшее для девушки? – спросила мама Алэтты у мужа. – Она не твоя дочь! Звезда была перед луной, когда ждала дочку. Это говорит о ее особенной жизни! Алэтта с детства слышала и видела больше других: пение травы, плач дождя, звон цветов колокольчика.
- В этом и причина! – вспылил отчим. - Слишком часто позволяла Алэтте бродить по тундре, тосковать по ветру и никчемности. Была бы дочь моей, не только бы била баклуши. Она бы собирала траву для обуви и пасла оленей, как и все девушки её возраста! Но еще не поздно сделать из неё человека. Алэтте надо выйти замуж за Юсса, тогда пройдет её ребячество!
Пришел вечер, а Алэтта все ещё сидела в чуме, забившись в угол. Мама больше уже не смела быть на её стороне. Капли дождя били по чуму, в дымоход чума виднелся туманный кусок неба. Сквозь туман Алэтта услышала, как через бурление переката Скайммадас подзывал её своей дудочкой:
- Золотой цветочек, Алэтта, Алэтта!
Приди к речке, лоо-ло-лоо!
Девушка пела в ответ:
- На земле мой чум,
в перекате твой дом!
Всю ночь не спала Алэтта, только под утро на миг закрыла глаза. Весь день она сидела на спальной шкуре, не брала в рот ни крохи. Настал ветренный весенний вечер.
Алэтта слышала, как Скайммадас звал ее:
- Золотой цветочек, Алэтта, Алэтта!
жду тебя я, лоо-ло-лоо!
Девушка снова ответила:
- На земле мой чум,
в перекате твой дом!
Но только бусы из ракушек она не снимала с шеи.
Прошли ночь и день, и настал третий вечер – тихий, чистый и ясный. Звуки игры Скайммадаса на дудочке просачивались через стенки чума и звали:
- Золотой цветочек, Алэтта, Алэтта!
Приди к речке, лоо-ло-лоо!
Звёздные дудочки тоже зовут,
Даже солнце йойкает: лоо-ло-лоо!
Алэтта открыла заднюю дверь чума, через которую женщинам нельзя было ходить, вышла на улицу, и спустилась к речке, туда, где встречаются вода и суша.
Когда настало утро, на прибрежном обрыве цвела купальница как солнце, и перекат звучал как далёкие звёзды.
Аввил и Аанар
Аввил была молодой лапландской женщиной, у которой была маленькая дочка. Девочка лежала в люльке, Аввил качала эту люльку целыми днями. Звали девочку Аанаар. Откуда взяли Аввил и её супруг Аслак такое имя своему ребенку, ведь ни у кого в роду не было.
По мнению Аввила, Аанаар была плаксивым ребенком и доставляла маме слишком много хлопот. Аввил сильно уставала от того, что ей всё время приходилось носить ребёнка с собой, никуда не могла пойти без дочки. Она очень завидовала молодым девушкам, увидев, когда они вечерами отправлялись своей дорогой, кто куда.
Люльку было тяжело таскать с места на место. Отправившись собирать болотную ягоду-солнце, морошку, Аввил подвесила люльку на ветку берёзы, а сама пошла по болоту искать ягоды. Она с удовольствием кружила, так как морошки было очень много. Иногда брала и в рот себе несколько ягод. Внезапно она услышала, как лежащий в люльке ребенок начал плакать. Аввил успела уйти уже на другой конец болота, который желтел от ягод, а её ребенок остался в начале болота. Надо ли было Аввил во время собирания ягод бегать через болото туда-сюда!
- С дочкой не может случиться ничего плохого, - думала Аввил про себя. - Только что её покормила и завернула хорошо. Люлька как следует висит на ветке берёзы. Пусть там недолго одна поплачет!
Не пошла Аввил к своему ребенку. Только Аанаар продолжала плакать. Она вспотела в люльке, и ей захотелось пить. Дочка плакала и плакала, и, наконец, уснула, измучавшись от жажды. Так и спала она, когда Аввил вернулась. Мама размышляла:
- Я ведь знала! Девочка всего лишь капризничала и попросту плакала.
Прошла неделя и другая. Аслак пошел ловить рыбу, а Аввил отправилась собирать чернику. Люльку она подвесила на ветку сосны. Там и лежала Аанаар, смотрела за полетом облаков и сосала палец. Но только ей захотелось пить, и она начала кричать маме. Аввил все дальше и дальше уходила в лес, собирая чернику. Издалека она услышала плач Аанаар и разозлилась. Она ведь накормила ребенка, перед тем как уложить в люльку.
Никакого горя у дочки не может быть! Аввил закрыла уши, чтобы не слышать жалобный плач ребёнка и беззаботно набрала полное лукошко черники. Только после этого она вернулась обратно к своей дочке. Аанаар уже заснула от одинокого плача, и Аввил размышляла:
- Конечно, опять ведь так и знала! Девочка всего лишь капризничала и попросту плакала.
Вскоре Аввил надо было сходить, чтобы собрать на зиму траву для подкладки в обувь, чтобы ноги не мёрзли в нутукках. У отца Аанаар были свои заботы. Аввил взяла с собой серп и верёвку, сплетенную из прутьев. Ребёнка уложила в колыбельку, а её надела на спину.
Неся ребёнка в люльке, она дошла до луга, где большими зарослями росла трава для подкладки в обувь. Аввил положила люльку на камень возле луга, взяла серп и веревку, и начала подрезать траву.
Аввил шагала по лугу все вперед и вперед, и много травы нарезала. Когда ее просушишь и скатаешь, всю долгую холодную зиму хватит подкладывать в обувь. Тогда же до ее слуха донесся с конца луга непрекращающийся плач Аанаар. Аввил злилась, что девочка была такой плаксивой. Почему Аслак никогда не берет дочку с собой, а все время оставляет ее нянчить Аввил? Авилл всегда приходится заботиться о ребёнке, хотя и работы выше головы! И сейчас с ребенком ничего плохого не может быть. Лучше всего будет, если мама до конца сделает работу и только тогда пойдет посмотреть ребенка. Конечно, ребенок наплакавшись, в скором времени уснул, так случалось много раз и раньше!
Ласковая Улда, подземный дух, ходила поблизости и услышала плач ребенка. Духи Улда любят маленьких детишек и сразу же забирают их домой, когда думают, что они покинуты. Подземный дух взял колыбельку с ребенком с камня и унес с собой. Когда Аввил с вязанкой сена вернулась обратно, Аанаар нигде не было видно, не было и колыбельки.
Аввил исходила луг туда обратно, обыскала лес от начала до конца, искала и в тундровых сопках и болотах. Никто не видел маленькую девочку, которую звали Аанаар. Аввил спрашивала о дочке у камня, у реки и, наконец, и у золотистой ржанки, которая в ответ защебетала:
- Улда унесла твоего ребенка!
Лишившись надежды, Аввил прибежала домой и рассказала Аслаку о случившемся. Муж отругал Аввил за то, что она оставила ребенка одного. Аввил со своей стороны обвиняла мужа за то, что он никогда не заботился о дочке. Но затем они поняли, что напрасно ищут виновного. Была дочка, и её не стало. Наконец родители решили попросить помощи у Ибмела, небесного Господа.
Ибмел ответил на их просьбу громким раскатом грома:
- Что будете делать, когда дочка снова найдется?
- Больше никогда не оставлю ее плакать одну! – обещала Аввил.
- Буду качать её колыбельку и петь ёй каждый день! – дал слово Аслак.
- Придет время, и ваш ребенок опять найдется! - сказал Ибмел. – То, что Вы обещали, когда снова встретите ребенка, исполнится.
Родители Аанаар снова вернулись в деревню. Из года в год они все безуспешно искали ребенка. Прошло 12 долгих лет. На болоте они встретили молодую девушку. Это была Аанаар, которую Улда вырастила до красивой молодой девушки. Она носила платье с зеленым узором, как и каждая из дочерей подземного духа, и, гуляя по болоту, она громко напевала йойку.
Аввил сразу же узнала своего ребенка и, счастливая, побежала навстречу девушке. Но Аанаар не узнала ни мать, ни отца. Все же ей было приятно, что она встретила кого-то, когда жажда замучила ее совсем. Бог знает, как долго она уже искала источник воды, чтобы попить!
Аввил посмотрела вокруг. Нигде не было видно ни источника воды, ни ручейка. Внезапно Аввилу пришли в голову слова Ибмела и она крикнула:
- Превратиться бы в источник воды!
В тот же миг в болоте родился источник, в котором весело булькала прозрачная водица и ручьем текла по камушкам. Аввил исчезла!
Аанаар изумилась и удивлялась случившемуся. Но потому как ей очень хотелось пить, она присела на коленки к ручью и стала пить. У нее была такая жажда, что никак не проходила. Аанаар пила и пила, и, в конце концов, она превратилась в речку, которая несла воды тундровых сопок, болот и подземных ручейков в озеро. Так родилась река под названием Аввил, которую финны называют рекой Ивало, и так родилось озеро Аанаар - озеро Инари.
Аанаар и ее родители теперь все время вместе. Аслак превратился в ветер, который кружит по берегам озера Инари и качает его волны. Деревья напевают с ветром веселую песню, и река Ивало несет на своей спине золотой песок в сторону озера Инари. Рыбы с красными плавниками плещутся в озере. По реке Ивало можно доплыть в озеро Инари, а оттуда по реке Паатс до Ледовитого океана и дальше вперед в просторы земного шара.
Инка-Маарет и дух ветра
У Инка-Маарет были светлые длинные волосы, такие длинные, что доставали почти до земли. Она была красивой как летний цветок, только с детства скромной, стеснительной и очень пугливой. Большую часть времени она проводила в своем чуме, с мамой Увйа-Анни, плела оловянную нить, ткала ткань и украшала сбруи для оленей. Увйа-Анни, подвижная и разговорчивая женщина, часто ругала девочку, называла её пугливым оленёнком, которая боится людей. Когда в чум приходили гости, девочка пряталась в самый дальний угол и выглядывала оттуда испуганно, но с любопытством. Если кто-то спрашивал у неё что-то, отвечала шепотом и отворачивалась, или краснела, не сказав в ответ ничего. Родители делали все возможное, чтобы хорошо вырастить дочку, закаливали её холодной водой, пугали темнотой и, в конце концов, пригрозили, что её унесёт Стаало, если она не будет находчивее и смелее. Только ничего не помогало, девочка становилось еще пугливее.
Инка-Маарет и сама страдала от этого. Она тоскливо наблюдала за тем, как другие девочки и мальчики весело играли между собой. Но когда её звали поиграть вместе, она сразу же убегала прочь. В конце концов, у неё не осталось друзей, кроме родителей и пушистых рысят.
Инка-Маарет ухаживала за оставшимися без родителей рысятами и играла с ними целыми днями. Им она рассказывала свои мысли, с ними делилась радостью и печалью, и они понимали её. Когда ей было грустно, рысята утешали её, поглаживая ей лицо мягкими пушистыми лапками. Когда ей было весело, они прыгали от радости, и их черные как смола глаза блестели как искры костра.
Пришла весна и мама отправила Инка-Маарет в тундру собирать траву дудник для супа. Рысята, мягко ступая, семенили за девушкой, играя друг с другом. Молодой дух ветра гонял над тундровыми сопками облака и насвистывал про себя. Девушка не видела его, потому что духам нельзя показываться перед людьми. Но дух ветра сразу же заметил девушку и подлетел поближе, чтобы полюбоваться и восхищаться её светлыми длинными волосами. Путешествуя по всему миру, дух ветра успел повидать много красивых дочерей подземных духов, но тут же забывал о них. Многим водяным девицам Ледовитого океана собирал моллюски и, насвистывая, отправлялся гулять дальше. Но такой девушки дух ветра еще не встречал. Она была человеком, не так часто дочери человека встречаются в тундре одни.
Дух ветра коснулся длинных волос Инка-Маарет, пошевелил их и зачарованный стал смотреть, как они блестели в лучах солнца. Девушке надоела игра ветра, она собрала волосы и завязала их красной ленточкой. Дух ветра кружил вокруг Инка-Маарет, пока девушка не наполнила корзину и отправилась домой. Удивительно, как капризно ветер вздымал вверх прошлогодние листья вокруг девушки. Ветер последовал за девушкой, чтобы узнать, где она живет. Когда Инка-Маарет стала заходить в чум, дух ветра не смог удержаться и посмотрел вовнутрь. Огонь в чуме так вспыхнул вверх, что Увйа-Анни вскрикнула:
- Закрой накидку! Сквозняк!
Дух ветра отошел прочь от чума, расправил серые крылья, отлетел и приземлился в тундру в ожидании. До вечера он просидел на камне, свернув крылья, не шелохнувшись, лишь иногда бросал взгляд в сторону чума, чтобы увидеть девушку. Оленеводы говорили друг другу:
- Удивительная, странная погода! С утра ветер все время менял направление, а сейчас так безветренно, даже травка не шелохнется.
Настал вечер, и Инка-Маарет спустилась к ручью умыться. Дух ветра сидел на ветке тундровой березы и молча наблюдал за девушкой. Когда Инка-Маарет отправилась обратно в чум, дух ветра глубоко выдохнул и бросил перед девушкой синий цветок незабудки. Инка-Маарет подняла цветок и удивленно посмотрела вокруг. Никого не увидела. Она прикрепила цветок к волосам и зашла в чум, напевая про себя. Мама посмотрела на неё и заметила цветок.
- От кого тебе досталась незабудка? – спросила изумлённая мама.
- В тундре нашла, - ответила Инка-Маарет.
- Но кто тебе подарил цветок? С кем ты встретилась?
- Ни с кем!
Потому как Инка-Маарет всегда говорила правду, когда что-либо говорила, мама поверила ей. В тундре ведь растут цветы, и синие тоже, да и не видела она, чтобы кто-то сегодня ходил по тундре, и знакомых не встречала.
Дух ветра устроился на чум, собрав крылья и закрыв лицо руками. Затем он расправил крылья и стал кружить вокруг чума.
Он кружил всю ночь. Увйа-Анни спросила у мужа:
- Отчего ветер так тяжело вздыхает ?
- Пойдет дождь, - равнодушно ответил отец Инка-Маарет, отворачиваясь.
Под утро ветер стих. Дух ветра отошел в тундру и стал ждать, когда Инка-Маарет выйдет на улицу. Наконец девушка вышла из чума с корзинкой в руках. Она отправилась в тундру собирать щавель для приправы к оленине. Радостно подпрыгивая, шла она по тропинке, а лохматые рысята топали за ней, мяукая как котята.
Внезапно Инка-Маарет остановилась, вздрогнув, и корзинка выпала из её рук. На тропинке перед ней стоял молодой парень, на нем был равевающийся синий плащ, у него были серые крылья, красивые как у орла. Парень улыбнулся и сказал:
- Не бойся, Инка-Маарет! Много раз мы уже встречались. Ты меня не видела, только я тебя видел и никак не мог забыть. Пойдем со мной. Дам тебе крылья… Полетим со мной за сопки, так я тебе покажу всю Лапландию!
Инка-Маарет, испугавшись, развернулась и побежала по тропинке так быстро, что красная ленточка, развязавшись, упала, и волосы колыхались как языки пламени. Дух ветра поднял ленточку и спрятал ее под плащ. Запыхавшись,
прибежала Инка-Маарет в чум и упала на спальную шкуру.
- Что с тобой стряслось, дочка? – спросила встревоженная мама. – Встретила ли медведя, или видела подземного духа?
Девушка не ответила, только дрожала, как листочки тундровой березы на ветру.
- Тебе нельзя быть столько времени одной, - сказала мама, мотая головой.
Только Инка-Маарет ничего не ответила.
Пришла ночь. Рысята спали крепким сном, только Инка-Маарет лежала на шкуре оленя с открытыми глазами. Девушка все время думала о духе ветра. Действительно ли она видела духа ветра, или это был всего лишь сон…?
Дух ветра кружил вокруг чума. Инка-Маарет услышала его зов:
- Выйди на улицу! Пойдем со мной! Дам тебе крылья. Покажу тебе край земли и семь морей!
- Уходи прочь! - шептала девушка.
Дух ветра не повиновался, а стал только насвистывать зазывающую песню ветров. Увъя-Анни проснулась и удивлялась:
- Отчего ночной ветер так странно дует?
- Мерещется тебе! - ответил отец Инка-Маарет.
Наконец Инка-Маарет совсем перестала разговаривать, и родители стали еще больше беспокоиться за нее. Так дальше быть не могло. Если девушка вскоре не поправится, придется её сводить к колдуну и попросить, чтобы он убрал чары, что еще кроме этого может быть.
Дух ветра звал Инка-Маарет день и ночь, девушка ничего другого уже не слышала. Её тянуло к духу ветра. Только ведь не посмеешь? Как она может? Никто из домашних и из ближайшей тундры никогда не слушался зова духа ветра!
Однажды Инка-Маарет вышла из чума, и рысята пошли за ней. Её путь лежал к долине между сопок, где протекал быстрый ручей. Возле ручья, прислонившись к березе, стоял дух ветра.
Радостный, он подлетел навстречу девушке.
- Инка-Маарет, ты пришла! Дам тебе крылья. Спою тебе песни всех ветров, и полетим вместе на край земли. Весной станем будить почки от зимнего сна, летом будем сеять цветы на лугах, осенью украсим золотыми красками сопки и болота тундры, а зимой вместе будем зажигать звезды!
- Не могу! - вздохнула Инка-Маарет.
- Почему не можешь?
- Человеку нельзя следовать за духом!
- Так было раньше. Сейчас другое время!
- Что скажут родители?
- У них другие дочки еще есть!
- А одинокие рысята?
- Они уже большие. Им пора уже научиться жить самостоятельно! Пойдем, Инка-Маарет!
Дух ветра раскинул руки, и девушка шагнула в его объятия. Парень спрятал ее под плащ. Но когда он раскрыл плащ, Инки-Маарет и ее рысят не было. У ручья появилась ива, чьи хрупкие ветки колыхались на ветру, как волосы Инка-Маарет. Ветки были полны сережек, с серыми пушинками, золотыми глазками. Дух ветра с пониманием подумал, что желания не всегда сбываются. Он раскрыл крылья и улетел за семь морей один. Но с того времени возле ручьев каждую весну сережки ивы радуют людей.
Аслак и собаки Стаало
Как охотник Аслак был еще не опытный. Но у него было хорошее копье с двумя пиками и острый нож, который был украшен красивыми узорами. Все это ему перешло в наследство от отца. Отец Аслака уже давно ушел в западные земли пасти оленей Ибмела, и, как все знают, никто оттуда обратно не возвращается. Всем мужчинам деревни нравились копье и нож, и многие из них втайне завидовали.
Пришла холодная снежная зима. Аслак и два молодых охотника отправились ловить медведя в берлоге. Разбуженный во время спячки в берлоге медведь сильный и злой. К несчастью, Аслак попал в его сильные лапы. Парень упал в снег, и медведь убежал. Компаньоны Аслака по охоте вытирали пот с лица и смотрели друг на друга. Копье с двумя пиками, перешедшее парню от отца, воткнулось в тундровую берёзу, а нож выпал в снег. Небо за сопкой потемнело, и куропатка начала смеяться. Она знала о приближении бури. Охотник, что помоложе, сказал:
- Нам надо немедленно отправляться, чтобы не попасть в снежную бурю. Ветер Ледовитого океана уже воет на горизонте и протягивает лапы к сопке. Но как мы сможем отвести Аслака обратно в деревню?
- Если возьмем его с собой, и сами тоже умрем! – сказал тот, кто постарше. - Оставим Аслака здесь, хоть сами спасемся!
Мужчина помоложе засомневался, но постарше убеждал:
- У Аслака ведь есть лыжи! Если очухается, то и прикатит в деревню на лыжах. А вот хорошие охотничьи орудия незачем оставлять в тундре.
Мужчины отправились, старший взял копье Аслака, младший его нож.
После ухода компаньонов Аслак пришел в сознание. Ветер злобно выл и просовывал свои ледяные пальцы через ворот куртки внутрь. Аслак присел, смахнул с глаз снег и заметил, что остался один. Его лыжи прислонили к дереву, но копья и ножа не было. Его придется умереть в тундре, если скорее не найдется помощь! В тундре были только подземные духи, ни одного человека не было.
Уже когда-то давно Аслак спас тонущего в воде мальчика подземного духа, одного с ним возраста по имени Клаас. В знак благодарности дух обещал помочь Аслаку, когда только он попросит об этом. «Слух у подземных духов как у рыси, и мы быстры как мысли, - говорил Клаас. – Как только крикнешь мое имя, в тот же миг буду рядом».
Аслак сделал ладони рожком и крикнул имя мальчика-духа на все четыре стороны света. Тотчас как из-под земли появился Клаас возле него и сказал:
- Горе твое не горе! Иди, проведу тебя в укрытие.
Клаас проводил Аслака в пещеру тундровой сопки, помог развести костер и, как только буря стихла, показал ему самый короткий путь домой.
Ох, и удивились люди, когда утром Аслак вернулся обратно домой. Компаньоны по охоте объясняли, что думали Аслака умершим. Аслак спросил про копье и нож, и, в конце концов, поверил, что их замело снегом. Мужчины не показывали их никому. Они решили рассказать позже, что нашли копье и нож в тундре. Сейчас они не смели пользоваться ими, и втайне от всех хранили в чуме под спальными шкурами.
Пришло лето, и отправились ловить рыбу. Аслак попал в одну лодку с теми же компаньонами по охоте. Отплыли далеко на озеро Инари. Старший компаньон работал веслами, другой управлял кормой, Аслака поставили проверять сети. Когда наловили полную лодку рыбы, и закинули сети по-новой, лодка покачнулась, и Аслак упал в воду. Тот, кто был на веслах, начал изо всех сил грести до тех пор, пока лодка не скрылась за ближайшим островом. Оттуда мужчины отправились домой с большим уловом и рассказали в деревне, что Аслак утонул. Сейчас бы им уже и можно было пользоваться копьем и ножом парня … Но на всякий случай держали их еще в тайнике.
В то время как рыбаки-компаньоны гребли своей дорогой, Аслак выплыл на поверхность воды и обнаружил, что лодки нет. Аслак, захлебываясь, смог выкрикнуть в воздух:
- Клаас, приди на помощь!
Невидимая лодка мальчика подземного духа по имени Клаас в миг оказалась возле него. Клаас помог Аслаку добраться на остров. Он высушил одежду парня на солнце, нашел ему вместо еды ягоды и показал ему маленькую лодку, которую побывавшие на острове рыбаки припрятали под ветки для помощи при несчастном случае. Подземный дух помог спустить лодку и сказал при расставании:
- Только будь осторожнее! Если снова кто-то попытается сделать зло тебе, ему не поздоровится, как только вывернешь одежду наизнанку. Если не знаешь, что делать, слушай только птичку чечетку, моего крылатого вестника.
Аслак вернулся обратно в родную деревню, и его возвращению больше всех радовались его компаньоны по рыбалке. Они сказали, что считали Аслака утонувшим. Озеро Инари ты бездонное, и они решили, что бесполезно было вести поиски Аслака, и багра у них не было с собой. Конечно же Аслак поймет их и не будет сердиться? Но только втайне мужчины рассчитывали, что необходимо совсем избавиться от Аслака. Иначе они никогда не посмеют воспользоваться его копьем и ножом.
Прошли лето и осень. Снова наступила зима. Охотник готовились идти на волков. Бывшие компаньоны снова позвали Аслак пойти вместе. Парень согласился, но помнил сказанное подземным духом и думал быть осторожнее.
Мужчины пошли на лыжах в лощину тундровой сопки. Когда дошли до места, откуда было видно волчью стаю, компаньоны повели Аслака по плохому каменистому склону. Тот, кто постарше, толкнул парня, как бы случайно. Аслак упал и потерял сознание, с его лба потекла кровь. Мужчины быстро побежали на лыжах и, убегая, думали, что волки скоро почуют запах крови и разорвут Аслака на куски. Теперь они уже смогут пользоваться копьем и ножом Аслак, и никогда не выявиться их злое дело! С вершины тундровой сопки мужчины еще раз посмотрели в лощину, чтобы убедиться, что Аслаку суждено умереть.
Стая волков кинулась к каменистому месту, где лежал Аслак. Но Аслак не забыл слова подземного духа и вывернул наизнанку куртку. В тот же миг он стал очень большим и легко распинал волков с пути. С воем они бросились убегать по тундровой сопке.
Теперь же Аслак вскарабкался на вершину тундровой сопки и увидел оттуда два лыжных следа, которые превращались в волчьи следы. Мальчик подземного духа выполнил обещание. Настигло наказание хитрых охотников-компаньонов Аслака! Они превратились в волков, и соединились со стаей волков, собак Стаало.
Аслак вывернул одежду и снова стал таким, каким был. Он постоял возле тундровой березы и поразмышлял. Не слишком ли сурово наказаны мужчины? Но, с другой стороны, почему Аслак должен жалеть таких злых товарищей?
Аслак растерялся. В то же время он заметил чечетку, которая сидела на ветке и смотрела на него. Мальчик подземного духа Клаас говорил, что чечетка его вестник. Поэтому Аслак попросил совета у птицы, как поступить, и она тихо защебетала:
Из волчьей стаи - волки,
из рода людей – человек,
лишь под камнями
у подземного дом.
Если подземному жителю
руку подаст человек
от их общей силы
волку будет смерть!
Чечетка смотрела на Аслака чистыми черными глазками, будто спрашивала, понял ли Аслак весть.
- Понимаю, - кивнул утвердительно Аслак. – Хочу, чтобы мои компаньоны снова превратились в людей!
Аслак опять вернулся в деревню. Навстречу ему шла стая волков, среди которых шагали два его охотника-компаньона. Один отдал Аслаку его копье, другой – его нож. Волки виляли хвостами! Ведь они уже не волки, из них получились собаки оленеводов.
Племя Силбаоайви
В северных краях земли, возле озера Луобмосъяври, жило племя, вожаком которого был старый и мудрый Силбаоайви – Серебряная голова.
В племени Силбаоайви были толковые и спокойные люди, которые никому не мешали. Они почитали каменные места возле озер и тундровых сопок, вечерами возле костра рассказывали истории о Стаало и подземных духах, как испокон веков рассказывали саамы.
Прошло много счастливых лет. Озеро давало рыбу, тундровые сопки и болотистые леса - куропаток и зайцев, удавалось иногда мужчинам племени Силбаоайви и медведя завалить. Племя росло, и, казалось, что никогда его хорошие дни не закончатся. Но только в один из дней Стуора-Аслак - самый старший из сыновей Силбаоайви - обнаружил на тундровой сопке следы незнакомых лыж. Стуора-Аслак очень быстро вернулся домой и рассказал об увиденном.
- Отдохни немного, - сказал Силбаоайви, - а потом сходи вдогонку по лыжному следу, пока не увидишь кто эти путешественники – враги или друзья. Не забудь уберечь себя крепким заговором, кто знает, может, это Стаало и подземные духи, которые попытаются сделать так, чтобы ты заблудился в тундре. А потом быстро возвращайся обратно, чтобы рассказать нам кто они, эти чужестранцы!
Стуора-Аслак отправился в путь, и вскоре стал маленькой точечкой на склоне сопки, пока совсем не исчез. Выпавшим снегом замело следы его лыж.
Но обратно Стуора-Аслак не вернулся. Через несколько дней, когда пурга стихла, и луна стала освещать свежий снег, до племени Силбаоайви дошла весть о том, кто были незнакомые лыжники. Они оказались заморскими торговцами. Именно их следы видел в тундре Стуора-Аслак.
Пришло время отправляться торговцам домой. Они пробыли в тундре уже до очень поздней осени. Снег укрыл лес и тундровые сопки, и озера закрылись ледяной корочкой. На обратном пути они попали к тому озеру, где жило племя Силбаоайви. Ночью, когда все племя спало, и только волки плясали при свете луны, чужестранцы окружили чумы племени Силбаоайви и захватили жильцов. Пришлые люди думали увести все племя по морскому пути на юг, в чужую страну в качестве рабов. Грабители выставили вокруг селения часовых и стали отмечать победу. Веселье продолжалось весь день и до следующей поздней ночи.
Возле чума вожака Силбаоайви тоже были часовые.
Опечаленный Силбаоайви сидел на спальной шкуре. Его супруга, Руксэс-Кахпир, Красная шапочка, тихо возилась у огня. Ни один из них не говорил ни слова. Наконец Силбаоайви поднялся со шкуры, достал из кожаного чехла свой бубен и начал играть.
Силбаоайви играл все громче и громче, но только шум веселья заглушал звуки бубна. Часовой повернул голову, но затем подумал, что никому ничего плохого бубен не сделает. Когда бубен замолк, из входного отверстия чума вспорхнула в ночное небо птица, в чьих белых крыльях показалось серебро снега и звезд.
- Что это было? – спросил один часовой у другого.
- Всего лишь какая-то птица, - ответил другой. – Удивительно черная птица, у которой белые шапочка и крылья. Таких птиц у нас не бывает.
- Так кто их знает, птиц Лапландии, - кивнул часовой.
Черно-белая птица полетела туда, куда звезды указывали путь, и когда она вернулась обратно, принесла Силбаоайви весть о том, что нужно было делать.
Олени уже встали на отдых во время угасающей утренней зари тундры. К рассвету чужестранцы засобирались в дорогу. Чуть раньше, чем рассвело, Силбаоайви захотел попасть к главному из чужестранцев, чтобы поговорить. Он попросил, чтобы разрешили еще раз собрать племя и спеть прощальный йойку родному селению. Главный подумал, что может быть забавным увидеть такое, и разрешил.
Силбаоайви попросил племя собраться и взял свой бубен. Сначала он ударял мягко, затем сильнее и сильнее. Так сильно играл бубен Силбаоайви, тундровые сопки соединили звуки его грохота и усилили его громкость в сотни раз. Чужестранцы застыли на месте, ни один из них не мог даже шевельнуться. Такой большой была сила бубна Силбаоайви.
Силбаоайви запел волшебный йойку, который ему принесла птица его души, и племя подпевало за ним:
- Ветер свободный
воййаа-хой!
Облако свободное!
воййаа-хой!
Свободное племя Силбаоайви.
Невозможно его поработить!
Когда йойку закончилось, от покрытого ледяной корочкой озера в утреннее небо взлетела стая птиц. Птицы поднялись ввысь, с силой махая крыльями, и недолго покружили над озером, как будто прощались. Приятный ветер подул с той стороны, где никогда не опадают листочки тундровых берез, и воодушевил белых птиц в дорогу к югу. Чужестранцы схватили луки и стали стрелять по ним, но только птицы были уже слишком высоко, слишком далеко. Ни одна стрела не достала их. Чужестранцы опустили луки, птица кукша присела на ветку тундровой березы и начала смеяться над их растерянностью.
Только бубен Силбаоайви остался возле озера, ни один южанин не посмел дотронуться до него, до такого талисмана, а о том, чтобы поднять его с земли, и речи не могло быть. Возвратившись из дальней дороги, Стуора-Аслак увидел бубен.
Снежная пурга оказалась неожиданной для Стуора-Аслака. Она бушевала целую неделю там, где бегал на лыжах Стуора-Аслак. Чтобы совсем не закоченеть, он пристроился в укрытие, под тундровую ель, и там его обнаружили два человека из соседнего племени. Они отнесли Стуора-Аслака в свое селение, обогрели и накормили, и проводили в путь, домой. Только после возвращения домой парень заметил, что его племени нет. Остался бубен и перо крохаля. Их Стуора-Аслак стал хранить как наследство от дедушек и бабушек.
Следующим летом белые крохали Лапландии вернулись обратно в родную землю, и сейчас еще каждое лето прилетают. Их легко отличить от других видов крохалей. Самец с серебряной макушкой, самка – с красной шапочкой. Они ведь и будут из рода Силбаоайви да Руксэс-Кахпир! Стуора-Аслак сразу же понял, что он из одного с ними племени. Когда в осенние холода птицы собираются на юг, они от печали поют все вместе йойку. Весной, возвращаясь обратно, они поют от радости.
Стуора-Аслак женился на дочери спасителя, и в следующем году у них родилось двое детишек. Так и осталось племя Силбаоайви на своей вековой родине, возле озера Луобмосъяври, откуда давно началось сотворение земли.
Птица-солнце и ворон полярной ночи
Птица-Солнце жила за восточным горизонтом. По утрам она поднималась из гнезда, раскрывала блестящие крылья и взлетала на небо, чтобы осветить землю. Птица-солнце была птицей Ибмела, господа небесного, и поэтому дух тьмы, Полярная ночь, злобно сердилась на неё. Полярная ночь намеревалась поймать Птицу-солнце и позвала к себе своего черного ворона.
- Лети на небо, - сказала Полярная ночь ворону. - Поймай Птицу-солнце и приведи ко мне. Запру ее глубоко в тундровую сопку, чтобы ты мог летать по пути Птицы-солнце.
- Птица-солнце сильная, - с сомнением ответил ворон. – У нее есть раскаленные крылья. Она может ослепить мне глаза.
- Как только поймаешь Птицу-солнце, сразу же закрой глаза. Тогда ничего опасного для тебя не будет. Ведь тебя может победить только стрела, чей острый наконечник выкован из золота, взятого из лесного ручья с чистой водой и тройным дном. Этот ручей находится за семью сопками, на краю земли. До завтра никто не успеет принести оттуда золото, и не успеет выковать стрелу!
- Хорошо тогда, - кивнул ворон. – Схвачу Птицу-солнце посреди неба внезапно, когда она не будет ожидать этого.
Соловей-синегрудка, которая свила гнездо близко от края земли и неба, услышала повеление Полярной ночи. Она полетела в Лапландию, к озеру Луобмосъяври так быстро, как только могли нести её крылья. В избушке возле озера жил друг синегрудки Оула, который знал язык птиц. Ему синегрудка рассказала об услышанном.
- Время есть только до завтра, - щебетала синегрудка.
- Знаешь ли дорогу к лесному ручью с тройным дном, который находится за семью сопками?
- Знаю и тебе могу показать. Но как успеешь так быстро побывать у ручья и вернуться обратно?
- А если верхом на олене?
- Не хватит времени! Тебе надо еще и успеть выковать золотую стрелу к указанному сроку. Я бы одна успела слетать до утра за семь сопок. Но не умею нырять и не смогу принести достаточно золота. Если бы и у тебя были крылья! Но только ты не птица …
Не думай пока совсем так! – прикрикнул Оула.
Парень шмыгнул в дом, быстро вышел обратно и принес с собой сверток из оленьей шкуры. Из этого тайника показалось что-то продолговатое, на что был натянута кожа. На натянутой коже были изображены неизвестные знаки. Синегрудка заметила там солнце, луну, звезды и фигуры людей, тундровые сопки, оленей и птиц. Изумленная, она подпрыгнула поближе. Оула достал молот из кости оленя.
- Мой дед подарил мне свой бубен до того как сел на белую оленью упряжку и ушел в небесные болота, к Ибмелу. Этим бубном можно пользоваться только тогда, когда ничто другое уже не может помочь. Сейчас именно такой момент.
Оула собрал сухие ветки в нишу каменной скалы и разжег костер. Огонь вспыхнул ярко и осветил побережье озера. Длинные тени тундровых берез зашевелились на склоне скалы. Оула взял в руки молот и начал бить в бубен. Синегрудка дрожала так, как будто бы мерзла.
- Не бойся! - шепнул Оула и стал стучать еще громче, пока грохот не заполнил все пространство вокруг озера.
Синегрудка закрыла глаза. Когда она снова открыла их, Оулы не было, только возле камней подняла крылья птица оляпка, чья белая грудка краснела от горящих углей костра.
Тс-сс! – сказала оляпка синегрудке. – Следуй за мной!
Оляпка направилась к вершинам сопок, синегрудка полетела следом. Птица-солнце сидела, отдыхая на вершине самой северной сопки. Крылья у нее были собраны, сопки и долины спали в сумерках. Озеро Луобмосъяври блестело сонной тишиной. Ветер заснул, спали волны, и черные узоры теней деревьев украшали болото.
Далеко на север шел путь оляпки и синегрудки, туда, где море вздыхает от утренней зари до крыльца ночи. Иногда его дыхание тяжелое, иногда с глухим звучанием, но чаще нежное, как звук колокольчика. Люди говорят, что море вздыхает из-за того, что говорит о конце земли, ведь в северном крае находится конец земли. Теперь уже синегрудка показывала дорогу оляпке.
За семью сопками, в долине, где нет деревьев, росла одинокая рябина. Как она жила в таком месте, где ни одно другое дерево не может поселиться – об этом знала только Птица-солнце. Рябина – самое любимое дерево Птицы-солнце! Его листья с приятным запахом сверкали в сумерках. Из-под корней рябины вытекал лесной ручей, прозрачный и прохладный. К нему опустилась оляпка, а синегрудка присела на ветку рябины.
- Подожди немного! – сказала синегрудке оляпка. Она нырнула как можно глубже, и дошла только до первого дна. Еще и другой раз она не добралась до нужного места, только нырнув третий раз, ей удалось добраться. Оляпка взяла в клюв побольше золота, сколько могла вынести, поднялась на поверхность и положила золотые капли на край ручья.
- Золота здесь на три стрелы, - сказала она устало.
- Время торопит! – беспокойно защебетала синегрудка. – Птица-солнце уже поднялась лететь, и крылья ворона Полярной ночи напряглись на горизонте.
- Я понесу золото, - сказала оляпка. – Тебе придется взять три веточки рябины! Груз получился тяжелее, чем мы можем носить. Но ничего не поделаешь, мы должны смочь обязательно.
- Силы прибавляются, когда беда очень большая, - заверила синегрудка.
Оляпка взяла в клюв золото, синегрудка сложила три ветки любимого дерева Птицы-солнца, и они отправились в обратный путь, к озеру Луобмосъяври. Когда оляпка и синегрудка добрались обратно, был уже светлый день. Только ветер перекатывал пугающие волны, и листья тундровой берёзы с шумом дрожали от ударов крыльев ворона Полярной ночи. Птицы приземлились на крыльцо дома. Оула снова превратился в человека. У него в руках было три золотые капли, а синегрудка дала ему три ветки рябины.
- Пойдем! – сказал Оула синегрудке. – Он прошел за дом в кузницу с крышей из дерна и разжег огонь в её топке. – Мой дед очень давно научил меня, как надо ковать стрелы. Тебе придется поддувать мехами!
Оула и синегрудка начали работать. Парень выковал три маленькие, но острые наконечники из золота, принесенного из ключа с тройным дном. Первый сделал с тупым острием, второй – с кривым, только третий получился красивый и прямой. Затем Оула выстругал из веток рябины стрелы лука и стал прикреплять к ним золотые наконечники.
Поторопись! – беспокоилась синегрудка. – Ворон Полярной ночи уже близко!
Тогда же черная тень ворона добралась до озера Луобмосъяври. Стало сумрачно, почти стемнело. Ветер стих до шепота, а затем замолк. Волны застыли на месте, тундровые березы затаили дыхание. В тот самый миг, когда Оула прикрепил последний наконечник стрелы, ворон Полярной ночи кинулся на Птицу-солнце. Оула схватил со стены кузницы лук деда, который направил в ту сторону, куда собирался пустить стрелу. Он нацепил на тетиву золотую стрелу и натянул лук.
Птица-солнце боролась изо всех сил, но когти ворона Полярной ночи, твердые как железо, не разжималисьс ее крыльев. Глаза ворона были закрыты, чтобы уберечься от ослепляющего сверкания Птицы-солнца. Поэтому он даже не заметил, что Оула целился в него из лука.
Парень спустил первую золотую стрелу, но она была с тупым острием, поэтому отскочила обратно на землю, вырвала только одно черное перо от хвоста ворона Полярной ночи. Вторая стрела тоже не попала точно в цель, только сорвала одно перо с крыла ворона. Оула взял теперь уже последнюю стрелу, нацепил в лук и крикнул:
- Лети давай, золотая стрела, что есть мочи,
чтобы не было больше ворона Полярной ночи!
Третья стрела была достаточно прямой и острой. Теперь уже рука Оулы была крепка, и стрела вонзилась прямо в сердце ворона Полярной ночи. Ворон Полярной ночи взревел и разжал когти, выпустил Птицу-солнце и упал черным камнем за горизонт. Полярная ночь с злостью отвернула спину к тундровым сопкам и накинула через голову свой плащ чернее черного.
Птица-солнце распушила перья своих крыльев, подправила направление пути и прошла дальше через лето, не присев отдохнуть. Ветер снова проснулся и волны, играя, плыли друг за другом. Листья тундровой берёзы плясали от радости.
С тех пор свет всегда побеждает тьму.
Перевод с финского Сергея Габова
Назад в раздел
