Кодi пуктывлöма татшöм нимсö куръялы, некод оз тöд. Тöдöмысь, важ чери кыйысьяс либö тувсалысьяс. А вильшасян модаыс эм сылöн. Кос ваöн кö — самöй кулöмасянiн кодь. Берег пöлöныс бадьяс, кузь турун. Сэтi ваыс вöргаöд моз визувтö: кыркöтшъяс джуджыдöсь. Сöмын тай зэртö оз радейт. Муртса кö зэрыштас, пыр и босьтчас вильшасьны. Быгзяс, гудырмас да син водзад туö.
Татшöми сiйö кос ваöн. А öнi öд ытъя ва. Муртса на йиыс удитiс лэччыны юяс йылысь, Вильыш куръятö он и тöд. Шуньгö гöрдов нюр ва, бадьяслöн сöмын йывъясыс тыдыштöны. Ещö кö метр саяс туас, бердасны и сёй кыркöтшъясыс. Но шоча, зэв нин шоча ваыс петавлö кыркöтшъясысь.
Тайö Вильыш куръяö и локтiсны Выль Шуд пöчинокысь вöйтыр. Найö— нёльöнöсь: Гурей Öльöш, Проньö ая–пиа да Пыста Иван.
Локтан лунас Гурей Öльöш дыр сулалiс куръя вомын. Катыдынджык — запань. Сой кыза цинкаяс тывйыштöмаöсь уна тысяча кер. Водзын сэсся оз нин тыдав ваыс: öтарö керъяс, керъяс да керъяс...
Коли некымын лун. Быд асыв шондiыс петö нöрыс сайысь — дзирдалö, гажöдö ывласö. Дай и тайö лунö небесаыс вöлi мыськöм блюд кодь. А вöрыс — эзысьöн лöсталö да шувгыштö. Оз поводдя дырйи моз лёкысь шувгы сiйö, а зэв небыдика ылысь кылан лöсьыд музыкаöн. Кöнкö кылö чер триньгö, кöнкö тувъясьöны, кер кыскöны. Унджык уджалысьясыс öтпöлöсаöсь. Дай ваыс татшöм гажа луннад абу повзьöдчана лöг, небесаыс кодь жö кельыдлöз да шыльыд, кöть кадриль йöкты веркöсас.
Найö — нёльöнöсь. Быдöнлöн аслас мода, аслас характер. Медводз синмад шыбитчö со эсiйö мортыс, кодi тай чирк моз чеччалö лайкъялана керъяс вывтi. Ляпкыдик тушаа, тэрыб синъяса. Куш сылöн и кылö лэчыд гöлöсыс:
— Но, босьтам!.. Кыскö, топöдö! Ак, семь–восемь!..
А ёна жö пельк морт. Мукöдлатi керъясыс косталöмаöсь, а сылы нинöм — пытш кодь. Зэв нин кок пöвнас бузгысьлас либö багыр вылас кымынь тасасьлас.
— Бара на эг вöй,— шуыштас да бöр чеччас. Тайö и эм Пыста Иваныд. Сы вылö кö видзöдлан, тадзи мöвпыштан: "Таысь шуда мортыс абу нин вöльнöй свет вылас". Бокöвöй морт кö, тайöс чайтас бригадирöн: "Со пö тай кодi веськöдлö, командирныс пыдди, буракö". А збыльысьсö, Гурей Öльöш бригадирыс. Сюся кö кыйöдны на бöрся, казялан: абу уджаныс сöгласыс. Пыста шуас тадз вöчны, а Гурей аслысногöн бергöдас. Но зык абу. Пыста быттьö оз и казявлы нинöм. Гашкö и гöгöрвоö да оз петкöдлы — код тöдас мортлысь думсö.
Гурей Öльöш сiйö дзик мöд: оз чеччав, оз шöйт, зумыда тувччалöмöн ветлöдлö, ньöжмыдика да лабутнöя вöдитчö багырнас.
Сук синкымъяса, тшöтшöдöм укса — пыр и торъялö мукöд дядьöясысь. Германскöй вöйна вылысь локтöмсянь нин сiйö быд недель бритчö — дас вит во чöжöн ёна эз и вежсьы. Гортас эм карточка, салдаталiгас снимайтчылöма: тшöтшöдöм уска жö, "руки по швам", кокардаа картуза, юрсиыс кудритчöма да чужöмыс томджык вöлöма.
Пöчинокас Гурей Öльöш первöй мортöн овмöдчис. Сылöн вöлi аслас мöвп, дай öнi на тайö мöвпсö видзö. Дас вит во — абу дзоля кад. Уна ва визувтiс, олöмыс нёль пöв вежcис. А сылöн пыр öти мöвп... Сы вылö видзöдöмöн ещö морт–мöд кайисны Выль Шуд пöчинокö, накöд тшöтш и Пыста Иван. Ставныс шуд корсьöны — крестьянскöй шуд! А нырнуöдысьнас налöн — Гурей Öльöш.
Кор лои пурлы лöсьöдöма пыдöс рад, артельöн кыскисны ут да тасалiсны керъяс вомöн, Гурей Öльöш сатшкис багырсö да пуксис:
— Шойччамö!— шыасис небыд гöлöснас. Этатшöм зумыш чужöма мортлöн да небыд гöлöс!..
— Бара на тулыс локтiс. Крестьянинлы — пöльза!— берег пöлöн синъяссö новлöдлiг гарыштiс Ыджыд Проньö. Коркö, тыдалö, пистиöн сiйö висьлöма: чужöмыс сера, быттьö тöрöканъяс сёйöмаöсь. Пиыс — Ичöт Проньö — батьыс кодь жö. Сылы кö öшöдны батьыслысь тошсö — он и тöд, кодi кодыс.
— Да, семь–восемь! Нелямынöд тулыс нин шуд корся, а оз сюр,— юрнас пыркнитiс Пыста Иван.— Важöн олöм öмöй вöлi менам? Нэм чöж ассьым шуд корси — эг аддзы! И пöрысьми...
— А тэ вот висьтав меным, кытчö та мында вöрсö нуöны?— мöвпалыштöм бöрын юалiс сылысь Ыджыд Проньö.
— Кытчö?— гажаа шыасис Пыста.— Эстчö нуöны,— индiс кинас вöр сайö.— Заводъясö, стрöйтчанiнö. Öнi ёна пö тай стрöитчöны.
— Но и мед стрöитчöны, а ми кыдзкö–мыйкö асьным...
— Стой, другö!.. Ме мöд ног чайта: крестьяниныдлы унатор колö,— мöвпыштöм бöрын чорыда шуис Пыста.— Ситеч, майтöг, карасин... Плугъяс, машинаяс. А кысь локтö ставыс тайö? Сэтысь, заводъясысь. Сэнi — техника!
— Сiдз, техника, шуан! А мый тэд пöльзаыс техникасьыд? Тэа–меа единоличникъяс. Колхоз кö — да эськö!
— А ме, гашкö, колхозын жö кöсъя лоны да,— ышловзис Пыста.— Гашкö, ме тайö надеяöн и ола öнi?— и ланьтiс. Тайö абу нин öнтая визув Пыста. Оз нин вöрсöдчыны синъясыс — зумышöсь, стрöгöсь. Чужöм кучикыс везйöн–везйöн чукыртчис, быттьö ныж емöн сэт гыжъялiсны.
— Менö корöны... Лэччы пö пöчиноксьыд. Миян пö колхоз котыртчö,— чöв олыштöм бöрын гарыштiс Пыста Иван.
— Но? Мый?— бокö видзöдöмöн юалiс Гурей Öльöш. Синъясыс чепöсйисны Пыстасянь Проньö ая–пиа вылö.
— Мыйкö тай век на жаль пöчинокным... "Выль шудным",— курыда нюммунiс Пыста Иван.
— Оз и ков,— шуис Ыджыд Проньö. Пиыс вылö видзöдöмöн сэсся содтiс:— Этайö менам сылань жö видзöдö... Тöда öд ме тэнсьыд думтö: гöтрасян, юксян дай колхозö!.. А батьыд кыдз гаж ов? Сiдз али мый, тэнсьыд юала? Кыдз тэ чайтан, Öльöксей Петрович, колö али оз талы миянлысь туй талявны?
Гурей Öльöш эз шыась.
— Колхозö миянлы колö пырны,— висьталiс Пыста Иван.— Артельнад мöдджык олöмыс. Ми вот тан уджалам, и век сьöд пöв вылынöсь. А, пример, Сергейяс, найö... Найö норматö век тыртöны! Найö — колхозникъяс!
— Таковскöйяс!— пинь пырыс сöдзöдiс Гурей Öльöш. И тайö öти кывсьыс ставсö гöгöрвоис Пыста Иван. Пыдö дзеблöм став лöглуныс сылöн петкöдчис тайö кывъяс.
— А ми вот уджыштам дай лэччам. Ватагаöн лэччам дай пом! Вернö öд, Öльöксей Петрович?— юалiс сылысь Ыджыд Проньö.
Но Гурей Öльöш бара нин оз кывзы. Читкыртчöм синъясыс видзöдöны посни серöн ворсысь ва вылö, но оз аддзыны. Думнас мöдлаын — гортас, ас овмöсас... "Пеган... Кöйдыс... Му... Мый нин сэнi? А гашкö, Пеганыс доймис?.."
Да! Абу танi сылöн сьöлöмыс. Коли вель уна во нин сэсянь, кор кайис пöчинокö да кутiс бертны мыръяс, кутiс костёръяс сотны да му кокны. Сэки вöлi надея, сэки вöлi уна вын. А öнi... Синкым дорын кык ыджыд чукыр, быттьö ош гыжйыштöма.
И бара дум вылас Гурей Öльöшлы уси куръя нöрысысь мича коз пу...
2
Шондi лэччö. Рытыв бокын алöй югöръяс. Юлöн шуйга берегыс зарниöн лöсталö, а веськыдыс сулалö крут да видзöдчö лöнь ваö... Юрси оз вöрзьы.
Контораысь петiс сотрудник да показательяс пöв вылö пасйис бригадаяслысь лунся удж.
— Иван дядьлы копыр,— кодкö вöрзьöдiс Пыстаöс. Гöлöс сертиыс сiйö пыр и казялiс локтысьсö.
— А–а, семь–восемь, Сергей!— Пыста Иван киасис кузь тушаа зонкöд. Сылöн юрас красноармейскöй картуз. Кор юрсö пыркнитлö, вöрзьылö сöдз юрсиыс. Гимнастёрка воротникас тöдчöны петлица туйяс.
— Видзöда вот,— пöв вылö синъяснас индiс Пыста Иван.— Ставыс танi тыдалö: Тiян сё дас вит, а миян сизимдас кык прöчент. Мыйла, мися, ми век бöрынöсь? Шуны кö, Сергей, тэ гачтöгыд на котравлiн, а ме керъяс дорад бертчывлi нин.
Став скуссö тöда. А вот видзöд... И забеднö меным öнi, сьöлöмöй пуö! Нэм чöж керъяс лэдзи да кылöдi, а уджавны эг и велав! Важöнтö, тöдан–ö, пöдрадчикъяслы вöлi ми жугöдчам. Ме сьöлöмнам гöгöрвоа: öнi абу важ кадыд, ставыс, значит, аслыным пöльза вылö. Колö эськö кык кодя уджавны, мед, семь–восемь, синсьыд би петö! А видзöдлан да, весиг нормаыд оз тыр. Дерт, сэсся скöрман! Нянь сёйнытö öд гортын вермам. Эк, ог вермы тэд висьтавны, мый колö! Со кöнi!.. Танi ставыс, семь–восемь!— сiйö таркнитiс асьсö морöсас, сэсся Сергейöс сойöдыс босьтöмöн нуöдiс бокö.
— Волы жö, мыйкö висьтала... Видзöда ме да шуа аслым: мися, тiян котырыс мöдджык. Кöсъя тэнсьыд юавны мыйкö. Кöсъя тi моз жö! На веськыд киöс! Аддзан гадьяссö? Со кыдзи варччöма, пу кырсь кодь. Аддзан — уджысь оз пов! На, босьт, семь–восемь! А найöс — чöрту! Сэнi абу ме серти.
— Чöвлы, Иван дядь,— Пысталысь кисö кутöмöн шыасис Сергей.— Тэ кодь уджалысьтö рад босьтам. Тэ — он подведит! Тöдам... Но колö думыштны...
— Мый йылысь, семь–восемь? Со ме ставнам! Али нö?..
— Ми аддзам: абу ладыс тiян бригадаын. Но мунны сэсь, Иван дядь, оз позь. Ачыд думышт: тэ петан, мöд мунас, а кодi кольö? Тэнö жö и кутасны омöльтны: со пö пышйис, кисьтiс бригадасö. Код тöдас, кодъяслыкö, гашкö, сiйö и колö да!
— А, тэ со мый йылысь!— нюммунiс Пыста Иван. Бöр шылялiсны чужöмсьыс чукыръясыс да важ моз гажаа серöктiс.— Ме чайтi, мися, поланныд меысь: ме öд единоличник.
— Мый кöть и единоличник. Гашкö, аски жö лоан ми кодь.
— Во, во!— Пыста Иван сьöлöмсяньыс кутчысис Сергей киö да кыкысь кымын чорыда пыркнитiс.— Збыль шуин, тi кодь жö лоа. Дай мöд йывсьыс збыль жö висьталiн. Ме öнi думыштi да, ачым сiдз шуа: вернö, вернö, Сергей! Ыджыд Проньö гаралö нин гортас лэччöм йылысь. А мöдыс, Гурейыс, ок, пон!.. Тэ сiйöс он тöд, а ме тöда, чайтан, сiйö уджавны татчö локтiс? Тю–тю... Сiйö сöмын стрöка корсьö.
— А тэ паныдав найöс, Иван дядь. Шум лэпты, кутасны кö гортлань видзöдны.
— Со тай найö... Сирöд мыръяс кодьöсь: бурöн он бертышт. Ме öд тöда кыкнаннысö. Ассьым чуньясöс моз тöда.
Кор Ыджыд Проньö да Гурей Öльöш матысмисны, Пыста Иван корис пуксьыны да панiс артельнöй сёрни.
— Тöла поводдя кöсйö пуксьыны,— вöрсысь кыа вылö видзöдiг висьталiс Гурей Öльöш.
— Сiдз тай, буракö, Öльöксей Петрович. Ме приметитi жö: шондiыс гöрда лэччис. Кутшöмджык лоö уджавнысö–а? Кöдзыд тöв кö, ёна и мучитчан. Кыдзи тэ чайтан, Иван?— юалiс Ыджыд Проньö.
— Жугöдчöмыд тан миян абу тай эськö да. Нормаяс ог тыртö. А горт овмöсын кö небось уджалам... аслыным,— ылöсас гартыштiс Пыста Иван.
— Вернö, Иван... Тэа–меалöн крестьянскöй сьöлöм,— шуис Гурей Öльöш.— Пöтка тай сiйö ас поз вöснаыс тöждысьö.
Пемдö. Кымöр пласт гундыр моз личкысис кыа вылö. Сьöдöдiс куръя ва. Сэтшöм жö сьöдöсь Гурей Öльöшлöн синъясыс.
— Дерт, быдöнлöн миян эм кутшöмкö овмöстор: кодлöнкö ыджыдджык, кодлöнкö сiдз–тадз,— сёрниö пырис Сергей.—
Сэсся и корсям сэсь куш ассьыным пöльза. Эм öд ещö мöд, ыджыдджык да коланаджык. Со, танi вöр. Кодi кылöдас, огö кö асьным? Вöрыс миян, государстволöн. Асьным ми кöзяева. Кутшöм нö кöзяин оз кут тöждысьны ас овмöс вöснаыс? Шуам, тэ, Прокö, он небось вундытöгыд коль няньтö. Он некод вылö надейтчы.
— Дерт. Да öд, Сергей, государствоас абу куш ме öтнам.
— Государство кö гöль, и тэ гöль. Кысь тэ босьтан плугтö да косатö, чертö да чарлатö? Мöвпыштлы ачыд, Прокö дядь.
Эз аддзы вочакыв Ыджыд Проньö. Видзöдö сьöд кымöр вылö да нускö. Тöдчö, изкиясöн юрас бергалöны сьöкыд мöвпъяс. Став олöмыс сылöн сэнi изсьö. Сэтшöм веськыда, лючки содз тырнас Сергей пыралiс сылы сьöлöмас, пузувтiс нэмöвöйя дойсö, гудыртiс мам йöвкöд виръяяс пырöм олан серсö. Öнi корö воча кыв.
Сьöкыда, сьöкыда Проньö лэптiс юрсö.
— Сiдзкö... Колö эновтчыны курöг позъяссьыным? Чöрту ставсö ыстыны, сэсся мöдöдчыны öтувъя пöльза корсьны?..— Друг лэптiс гöлöссö.— Нет, Сергей!.. Тi менö энö кыскöй. Меным дона аслам кучикöй. Мед кöть варччöм да гаддьöсь кучикöй, а дона!..
— Дерт жö,— уссö шылькнитiс Гурей Öльöш.— Мöдджык кадö миян чужсьылöма, мöд и сёрни.
— Вернö, Петрович, вернö. Ми — пöрысь йöз, оз позь дивитны,— кокниа лолыштiс Проньö, быттьö тайö и колö вöлi вочакывйыс.
Бадьяс пöвстöд шаркнитiс тöвру, посни серöн котöртiс куръя вомöд.
Кышöдчысь бадь коръяс вылö видзöдiг Сергей бара пондiс сёрнитны.
— Курöг позйыд абу шыбитанатор, Прокö. Овмöсыд ас местаас коланатор. Колö сiдзи лöсьöдчыны, мед аслыд пöльзатö босьтан дай öтувъясö он падмöд. Делöыс зэв прöстöй...
— Пöрысь лыясыд пö рöшкыдöсь,— бокö видзöдöмöн шыасис Гурей Öльöш.— Чегасны кö, бöр оз нин сюртчыны.
Тöвныр чорзьö. Мукöддырйи öдöбöн личкысяс бадьяс вылö да талялö. Рытъя горас мичаа кылö мöдлапöвса вöрлöн шувгöмыс.
Куръя нöрысын сулалö коз. Сiйö пыркöдö тугансö гыалысь юлань, шенасьö ён лапъяснас. Мукöддырйи коз нора дзуркнитлö вуж бердтiыс. Век на кöсйö овны. Век на важ моз кöсйö вермасьны поводдякöд.
3
Кымöръяс вайисны зэр. Дзонь сутки швальгис, сэсся тöкöтьö кобыштiс, но кымöръяс эз на бырны. Найö стаяöн–стаяöн шуньгöны улiтi. Вöр рудмис, подулöдзыс кöтасис.
Вильыш куръялöн сямыс регыд и тыдовтчис. Первöй кутiс кылавны быг, сэсся быдсяма ёгыс. Нöшта на гудыр лои ваыс.
Сутки джын мысти ва босьтчис туны. Дерт эськö, запаньöс крепитöма, надея эм. Но... код тöдас, дыр–ö кутас вильшасьны куръяыс. И та вöсна быд здук колö лоны дасьöн.
Тавой дыр эз вермы унмовсьны Гурей Öльöш...
Йирк бердын тöкöтьö дзузгыштö лампа. Муртса тыдалыштöны узьысьяс: кодкö гатшöн, кодкö кымынь узьö.
А ывлаын — страк: шкув да шков, йирк да тарк сöмын и кылö. Öшиньö анькытш тусьясöн точöдчöны зэр вöйтъяс, сяркöдчöны барак стен пöлöн.
"Эк–эк–эк! Олöм, олöм... Кöнi тöлкыс, кöнi ладыс? Кытчö кутiн бырны, надеяöй?"— гораа ышловзис Гурей Öльöш.
А нöрыс дорын тайö кадö шувгис кырöм коз. Пузласьö пыдöсöдзыс шузян ю. Кыркöтш дорöдз качлöны тыяс. Бузгысьöмöн усьöны ваö му комöкъяс, эжаöн–эжаöн чуктö берег дор...
— Кодкö олö али мый? Тайö тэ, Петрович?— юрсö лэптывлiс Ыджыд Проньö. Пуксис да табак кöшельнас пондiс кышöдчыны.
— Поводдяыс, кылан?.. У–у–у! Быттьö сьöд вöр шувгö... Йиркöдö и, зöркöдö и, шаргö и, таргö, пом ни дор оз тыдав! Менам оз жö узьсьы. Мöвпъяс öдöлитiсны, Петрович,— ньöжйöникöн кутiс сёрнитны Ыджыд Проньö. Морт гöлöсысь быттьö мыйкö морöсас личалыштiс Гурей Öльöшлöн.
— Кывзы,— копыртчывлiс Проньöлань сiйö да пондiс гусьöн шöпкöдны:— Лэччам... Öнi жö и лэччам.
— Часлы,— гыжйыштiс ыджыд юрсö Проньö.
Дыр сэсся эз сёрнитны, кывзiсны тöвлысь шутьлялöмсö. Юрсö пась улас сюйöмöн водiс Гурей Öльöш. Дыр мысти кылiс Ыджыд Проньöлысь шöпкöдöм:
— Ме вот мöвпала, Петрович, мыйла ме татшöми? Мукöдъяс со зiльöны: пример босьтны, Пыстаöс. Мый сiйö зiльö?
Думайта да думайта, некыдз ог гöгöрво!.. Оз öд аслыс уджав. Мыйла, мися, абу быд морт öткодь? Пыстаыдкöд, тöдан, ми öтлаын быдмылiм. Сёрнитчöмöн жö петiм Выль Шуд пöчинöкад, чайтам вöлi: со тэ, Петрович, овмöдчин да, гашкö и, миянлы тшöтш шуд усяс. Мукöддырйи ме мöвпала, кыдзи да мыйла татшöм сьöлöмöн быдми? Пыстаыд со кутшöмкö öтувъя пöльза аддзö, а ме ог! Пример босьтны, тайö вöрыд со... Мый меным? Мед кöть öнi жö запаньыс орас да кывтас. Вот эськö тайö керсö кö ме кыски горт дорö да эськö выль керка кö аслым тшупи, сэки — да эськö, сэки эськö аддзи польза! Но вот и висьтав, Петрович, мыйла ме татшöми?
Гурей Öльöш весигтö сойсö эз вöрзьöдлы. Проньö виччысьыштiс да бара пондiс ньöжйöник висьтавны:
— Вот, Петрович, тэныд комын саяс, а меным — нелямын саяс. Тöдлiн Кондрат попöс? Ок и мерлина вöлi кöть эськö и поп да... Прöститас мед господь татшöм кывйысь. Ен быд лун вöлi код. Гажаöн и öбöдняястö сьывлывлiс. Öтпыр, зонмö, веськалi сы шöрö. Йöкты пö, куим ураöс сета. Мый йöй детинкаыдлы: йöктi. Сэсся вель дыр тайö деньгасö вомкöтшам новлöдлi. Коркö кутiм купайтчыны челядь чукöр. Тöдан öд челядь рутö: суналам, резсям, ва пытшкö юрнымöс сюям да гадьяс лэдзадам. Хе, интерес!.. Сiдз жö сюйи ме юрöс, утка моз, дай уськöдi деньгатö. А жальыд!.. Но, сэсся быдми да гöтраси, шердын тыр челядь лои. Вийсян, вийсян, уджысь уджö шыбласян... Кертö лэдзан и, пес вöчан и, гöран и... Зiлян, мед эськö аслад кынöмыд пöт. Йöзыд тай, тöдан öд, небось, китö оз мыччыны. Нуждаö вöйигад ещö конйыштасны: мун пö, гашкö, миянлы личыдджык лоö. Вот и косясян ас лов вöснаыд зверь моз. Сiйöн и быдми, чайта да, татшöм сьöлöма: ачымöс сöмын радейта... Öнi пöрысьми. Тöдöмысь, татшöмöн и кула: гöрбатö пö сöмын гу веськöдас. Вот и мöвпала öнi: мыйла ме олi? Мый бурсö вöчи йöзыслы? Кодi менö бурöн казьтыштас?.. Эх–хе!.. Синва петтöдз жаль, мый пöльзатöг олi ассьым нэмöс. Жаль, кыдзи эсiйö куим ураыс: вошис да бöр оз нин сюр. Оз!.. Сiдз öд, Петрович? Петрович? Узян нин?
4
Асывводз баракö пырис Пыста Иван, порог дорын пыркнитiс шапкасö.
— Чеччöй! Миян бригадалы колö петны дежуритны,— пондiс сiйö пальöдны Проньö ая–пиаöс. Кор Гурей Öльöш доймис, сiйöс бöрйисны бригадирö. И сiйö сьöлöмсяньыс босьтчис уджö. Талун кöть и зэрис, нö запаньын удж эз дугöдлыны.
Пысталöн бригада медводзысь тыртчис 95 процентöдз. Тайö кыпöдiс сылысь сьöлöмсö.
— Войнас? Шойччытöг огö жö петö!— муртса вугыртлöм бöрын палялiс Ыджыд Проньö.
— Ничего, семь–восемь!— чорыд гöлöсöн вундыштiс Пыста.— Сергейлöн бригада войсö видзис нин. Öнi миян öчередь асывсö овны.
Вензьыштöм бöрын Ыджыд Проньö шоныда пасьтасис. Пиыс дась жö нин. Сы вылö элясьны оз позь — тöрыт збыльысь ударнöя пуръясис. Батьыс сöмын вöлi видзöдлас да шуас:
— Но, но... Со тай, вот тай, öддзис!
Ывла вылын пемыд на. Тöдчыштö жö нин югдöмыс. Код тöдас, кысь и рудзтö асъя югыдыс: гöгöр кымöръяс, лэбöны öта-мöдсьыс мисьтöмöсь.
Тöлыс — ю мöдарсянь. Öтарсянь, тайö эськö бур: запаньсö ва паныд кутö. Мöдарсянь, бара жö öмöль: куръяысь васö пыкö, оз лэдз визувтны. Гашкö, зэрсьыс не сэтшöма ваыс туö куръяын, кутшöма тöв пыкöмсьыс.
Пыста Иванъяс кытшовтiсны запаньтi, бона кузя мöдарас вуджавлiсны.
— Да, семь–восемь!.. Страк!— аслыс ныр улас шуыштiс выль бригадир, но весиг ачыс эз кывлы ассьыс гöлöссö.. Коса моз орöдö тöлыс. А бонаяс — зэлыдöсь, дрöжжитöны, муртса вермöны кутны катыдсянь личкысь керъяссö...
Кутiс тöдчыны лöз. Кысянькö пыр ёнджыка рудзтö лунъюгыдыс. Не кö кымöръяс, öнi эськö шондi мыччис нин зарни гöрбсö...
Контораын тайö кадö мунiс бригадиръяслöн летучка. Мукöдлöн узьтöмлаыс гöрдöдöмаöсь синъясныс, куньсьöны. Мед вöтлыны унзiльсö, чигарка бöрся чигарка пестöны.
— Ва век на туö. Öнi нинöм на повны — запань кутас! Но нöшта кö метр джын кыптас, асьныд гöгöрвоанныд, мый вермас лоны,— бригадиръяскöд сёрнитiс запаньса начальник.— Талун огö кутöй пуръясьны, кутам запань крепитны. Ю мöдлапöлын эмöсь гырысь якöръяс. Колö вайны. Нöшта крепитам бонаяссö — мед лёктор оз таляв...
Пыста Иван, контораысь петöм бöрын, недыр сулалыштiс. Югдö. Куръя вомöд тыдалö ю, кöнi муткырасьöны-ветлöны гыяс. Сэтчö и видзöдö Пыста Иван.
— Э–эк, семь–восемь! Öтчыд кöть сьöлöмöс пöткöдла!..
Проньö ая-пиа век на би дорынöсь. Батьыс, чужöмсö пась воротникö дзебöмöн, вугралö: личкысяс юрыс да друг дзобмунлö.
— А?.. А?..— палялас да гöгöр видзöдö. Век на ызгö куръя, гыясöн коясьö, пыдöссяньыс пуö...
Ыджыд Проньö видзöдлас да бара копыртчас вугравны.
Котöрöн локтiс на дорö Пыста Иван да висьталiс, мый налы тшöктiс вöчны начальникыс. Кöть эськö сутки саяс нин узьтöм, нö сылöн оз тöдчы унзiль. Гажаа, збоя видзöдöны синъясыс, а гöлöсыс лэчыд.
— Айда, пыжö! Ю мöдарö якöрла вуджалам! Нолтö, Прокö, пыркнитчыв, семь–восемь!
Вайисны пыж, пелысъяс, пуктiсны кык багыр.
Но Ыджыд Проньö кутчысис сюръяö да, прöст кинас пернапасасьöмöн, пондiс пыксьыны пыжö пуксьöмысь:
— Мый нö тэ, Иван?.. Иванушко? Кытчö без пöльзу юртö сюян? О, господьöй! Эстшöм ва вылö?
— Ничего, Прокö! Пуксьы сынны. Лок, лок!
— Ог, ог!.. Эн и кор. Кöть кералöй татчö, ог пуксьы!.. Пиöс ог лэдз ни... Пет пыжсьыс, каналльö! Тшöкта али ог тэд?
Медводдзаысь Ичöт Проньö эз кывзы батьыслысь: эз чеччы пыжысь. Локтiс Сергей да куимöн мöдiсны куръя вомлань.
Кöть и ва кывтчöс сынiсны, нö ва паныдсьыс сьöкыдджык на вöлi кывтнысö. Пыж гыысь гыö сöмын и чеччалö. Резыштас, йöткыштас бöрлань, бара резыштас. Сiдзи сынiг–йöткасигсор найö кыссисны берег дортi.
А Ыджыд Проньö вöтчö да пинялö писö и, Пыста Иванöс и, поводдясö и.
Нöрыс йылын тöв сайö дзебсьöмöн сулалö Гурей Öльöш, видзöдö.
Пыж воис куръя вомöдз.
— Эн горзы, Прокö. Оз жö öд тэнö кывзыны–а,— шыасис сiйö, кор Ыджыд Проньö локтiс сы дорöдз. Кыкнанныс петiсны эрд вылö да кутiсны видзöдны.
Тöлыс неуна пöлöс ног кучкö куръя вомö. Ю мöдарсянь стаяöн–стаяöн локтöны веж гыяс. Мукöдыс пасьмунöны кыркöтшö да му сорнас бöр лэччöны юö, а мукöдыс öдöбöн пырöны куръяö — пыр водзö и водзö.
Пыжа петiс куръяысь. Ичöт Проньö да Пыста Иван сынöны. Öпаснöйяс сунласны гыö — дзик öключинаöдз бердласны. Мукоддырйи ыджыд гы лэптас пыж нырсö сы вылнаö, мый весиг ваас оз инмывны öпаснича лопъяс.
— О, господьöй! Загреки тай... вöясны! Пиöс вöйтасны и!— сöмын окöстлö Ыджыд Проньö, кор пыж набöй вывтi койыштас ваыс.
Пыж пыр ылыстчö. Вершöкöн–вершöкöн мунöны водзö.
— Да, Прокö, мöд йöз ми тэкöд... Абу найö радысь,— из вылö пуксис да юрсö öшöдiс Гурей Öльöш.
Проньö оз нин горзы. Сöмын видзöдö да видзöдö гыяс пöвстын суналысь пыж вылö. Лигышмунöма. Ваысь лэптöм чери моз вом тырнас ньылалö ва бус сора воздухсö.
Кор пыжа матысмис мöдар береглань, Ыджыд Проньöлöн морöсыс личалыштic — сэнi лöньджык, вадор вöрыс кутö тöвсö.
— Воисны... Воисны öд, Петрович,— нимкодя пондiс шуавны сiйö.
— Мед тайöяс тан дурöны, а ми мунам тэкöд гортö.
— Мунны, шуан? Ог вермы ме öнi тась мунны. Кыдзи нö ме кута пилы синмас видзöдны? Со найö бöр нин локтöны, Петрович!.. Видзöдлы жö — бöр локтöны!
Но Гурей Öльöш мунiс — бедь вылö мыджсьышталiг тешкодя пыр дзурликтiс вадор пöлöн, барак дорö.
Пыжа бöр локтö. Тöв бöртö кокни, сöмын веськöдлы бура, мед оз пöперегась. Гыяс сiйö и кыйöдöны: öтарсянь и мöдарсянь уськöдчыласны, йиа ваöн резыштласны бöжалысьöс.
— Зэлöдчылöй!..
— Сыныштöй, сыныштöй!..— горзöны нöрыс йылö локтысь вöйтыр.
Кор пыжа куптiс матысмыны куръя вомö, мöдар нöрыссьыс козйыс друг катовмунi да гораа шувгöмöн сунтшиктiс гыа ваö.
...Югдiс. Кымöръяс век на вевся–вевся лэбöны руд вöр весьттi. Важ моз чорыда пуö ю. Вильыд керъяс вывтi сплавщикъяс кыскöны цинка, кöсйöны джаггöрöдöн кутны запань.
1933
Кто назвал так эту курью, никто не знает. Видимо, давние рыбаки. А озорничать она любит. По малой воде – самое место сети ставить. Вдоль берега – ивняк, длинная трава. Там вода как по желобу течет: берега высокие. Только вот дожди не любит. Чуть если дождь пройдет, так и начнет озоровать. Вспенится, замутится и перед глазами поднимается вода.
Такая она при малой воде. А сейчас ведь большая вода. Только лед сошел с реки, а Озорную курью не узнать. Течет красноватая болотная вода, у ивняка только верхушки виднеются. Еще на метр поднимется, уйдут и берега.
В эту Озорную курью и пришли из починка Выль шуд (новое счастье) люди. Их четверо: Гурей Öльöш, Проньö отец с сыном и Пыста Иван.
В день приезда Гурей Öльöш долго стоял у устья курьи. Вверх по течению запань. Цинки толщиной в руку захватили много тысяч бревен. Дальше уже и воды не видно: всё бревна, бревна, бревна…
Прошло несколько дней. Каждое утро солнце всходит из-за пригорка – светит, веселит природу. Да и в этот день небо было как вымытое блюдце. А лес – серебром отливает и шумит. Не так, как в непогоду шумит, а как очень ласковая музыка. Где-то слышно топор стучит, где-то прибивают что-то, бревна тащат. Большинство работников раздеты. Да и вода в такой погожий день не пугающе сердита, голубая как небо и гладкая, хоть кадриль танцуй.
Их – четверо. У каждого свои привычки, свой характер. В глаза бросается вон этот человек, который как кузнечик прыгает по раскачивающимся бревнам. Невысокого роста, с быстрым взглядом. Только и слышен его высокий голос:
– Ну, взяли!... Тащите, крепите! Ах, семь-восемь!..
Какой же ловкий человек. Местами бревна разошлись, а ему всё нипочем – как блоха. Ну, может ногой провалиться или на багор обопрется.
– Опять не утонул, - скажет и снова прыгнет. Это и есть Пыста Иван. Если на него посмотришь, так подумаешь: «Счастливей этого человека нет на белом свете». Чужой человек примет его за бригадира: «Вон тот командует, командир, видно». А на самом деле бригадир Гурей Öльöш. Если внимательно к ним присмотреться, увидишь: нет согласия в их работе. Пыста скажет так сделать, а Гурей по-своему повернет. Но ругани нет. Пыста как будто и не замечает. Может, и понимает, да не показывает – кто знает мысли человека.
Гурей Ольöш он совсем другой: не прыгает, не бродит, шагает уверенно, умело и спокойно обращается с багром.
С густыми бровями, подстриженными усами – сразу и отличается от других мужиков. С приходом с германской войны он каждую неделю бреется – за пятнадцать лет сильно и не изменился. Дома есть фотокарточка, в солдатах фотографировался: тоже с подстриженными усами, «руки по швам», в картузе с кокардой, волосы вьются, и лицо помоложе было.
В починке Гурей Öльöш первым поселился. Была у него одна мысль, и всё еще эту мысль держит в голове. Пятнадцать лет – немалый срок. Много воды утекло, жизнь четыре раза менялась. А у него всё одна мысль… По его примеру еще человека два поднялись в починок Выль Шуд, с ними и Пыста Иван. Все счастье ищут – крестьянское счастье! А зачинщиком у них – Гурей Öльöш.
Когда для плота был выложен нижний ряд, артелью протянули лежни, и положили поперек бревен. Гурей Öльöш воткнул багор и сел:
– Отдохнем! – сказал своим мягким голосом. Такой суровый человек, и такой мягкий голос!..
– Опять весна пришла. Крестьянину – польза! – водя глазами по берегу, сказал Ыджыд Проньö. Когда-то, видимо, оспой болел: лицо рябое, будто тараканы выели. Сын – Ичöт Проньö – совсем как отец. Повесить ему отцовскую бороду, и не различишь.
— Да, семь–восемь! Сороковую весну уже счастье ищу, а не находится. – Потряс головой Пыста Иван. – Раньше разве жизнь была у меня? Всю жизнь счастье искал – не нашел! И состарился…
– А вот ты скажи мне, куда столько леса везут? – подумав, спросил его Ыджыд Проньö..
– Куда? – весело отозвался Пыста. – Туда везут, – указал рукой за лес. – На заводы, на стройки. Сейчас, говорят, много строят.
– Ну и пусть строят, а мы как-нибудь сами…
– Стой, друг мой!.. Я по-другому думаю: крестьянину много надо, – подумав, твердо сказал Пыста. – Ситец, мыло, керосин… Плуги, машины. А откуда это всё приходит? Оттуда – с заводов. Там – техника.
– Так, техника, говоришь! А какая тебе польза от этой техники. Ты и я – единоличники. Если бы колхоз – то да!
– А я, может, тоже в колхозе быть хочу, – вздохнул Пыста. – Может, я с такой надеждой и живу сейчас? – и замолчал. Это уже не тот шустрый Пыста. Уже не играют глаза – строгие, суровые. Кожа на лице паутиной сморщилась, будто тупой иглой там поводили.
– Меня зовут… Спускайся, говорят, с починка. У нас колхоз организуется, – помолчав, сказал Пыста.
– Ну? Что? – глядя в сторону, спросил Гурей Öльöш. Глаза перескочили с Пысты на Проньö отца с сыном.
– Что-то всё еще жаль наш починок… наш «Выль шуд» («Новое счастье»). – Горько улыбнулся Пыста Иван.
– И не надо, – сказал Ыджыд Проньö. Потом добавил, глядя на сына. – Этот у меня тоже в ту сторону смотрит… Знаю ведь я твою думу: женишься, отделишься и в колхоз!... А отец живи как хочешь? Так или нет, я тебя спрашиваю? Как ты думаешь, Öлексей Петрович, надо ли им нашу тропку топтать?
Гурей Öльöш не ответил.
– В колхоз нам надо вступить, – говорит Пыста Иван. – Артелью другая жизнь. Мы вот здесь работаем, и все в черном теле. А, к примеру, Сергеи (имеется в виду бригада Сергея), они… Они норму всегда выполняют. Они – колхозники!
– Таковские! – сквозь зубы цедит Гурей Öльöш. И с этого слова всё понял Пыста Иван. Далеко запрятанная злоба проявилась в этом слове.
– А мы вот поработаем и спустимся. Всей ватагой спустимся и всё! Верно ведь, Öлексей Петрович? – спрашивает у него Ыджыд Проньö.
Но Гурей Öльöш уже опять не слушает. Прищуренные глаза смотрят на воду, покрытую мелкой рябью, но не видит ее. Мыслями он в другом месте – дома, в своем хозяйстве. «Пеган… Семена… Земля… Как уж там? А, может, Пеган поранился?»
Да! Не здесь его сердце. Прошло уже много лет, когда он поднялся в починок и стал выкорчевывать пни, костры жечь и землю пахать. Тогда была надежда, тогда было много сил. А сейчас… Под глазами две большие морщины, будто медведь процарапал.
И снова Гурей Öльöш вспомнил красивую ель на пригорке возле курьи.
2
Солнце садится. На западе алые лучи. Левый берег реки золотом блестит, а правый стоит и смотрится в тихую воду. Волос не шевельнется.
Из конторы вышел сотрудник и на доске показателей отметил дневную выработку бригад.
– Дяде Ивану поклон, – кто-то прикоснулся к Пысте. По голосу сразу и узнал подошедшего.
— А–а, семь–восемь, Сергей!— Пыста Иван поздоровался с высоким парнем. На его голове красноармейский картуз. Когда встряхивает головой, встряхиваются и чистые волосы. На вороте гимнастерки видны следы от петлиц.
– Смотрю вот, – указал Пыста Иван глазами на доску показателей. – Всё здесь видно: у вас сто пятнадцать, а у нас семьдесят два процента. Почему мы всегда в хвосте? Если так сказать, Сергей, ты еще без штанов бегал, а я уже возле бревен работал.
Весь вкус знаю. А вот смотри… И обидно сейчас мне, сердце кипит! Всю жизнь лес заготавливал да сплавлял, а работать так и не научился! В прошлом, знаешь, мы на подрядчиков спину гнули. Я сердцем понимаю: сейчас не старое время, всё, значит, на нашу пользу. Надо бы за двоих работать, чтоб искры из глаз! А посмотришь, и даже норма не выполнена.
Конечно, рассердишься! Хлеб есть ведь и дома можно. Эх, не могу тебе сказать, что хочу. Вот здесь!.. Всё здесь, семь-восемь! – он стукнул себя в грудь, потом, взяв Сергея за локоть, отвел в сторону.
– Иди же, что-то расскажу… Смотрю я и говорю себе: ваша бригада другая. Хочу у тебя спросить что-то. Хочу как вы!
Возьми мою правую руку! Видишь мозоли? Вот так рука задубела, как кора. Видишь – работы не боится! На, возьми, семь-восемь! А их – к черту! Там не по мне.
– Подожди, дядя Иван, – держа руку Пысты, сказал Сергей. – Такого работника, как ты, с радостью возьмем. Ты – не подведешь. Знаем… Но надо подумать.
– О чем, семь-восемь? Вот я здесь весь! Или?
– Мы видим, нет лада в вашей бригаде. Но уходить оттуда, дядя Иван, нельзя. Сам подумай: ты уйдешь, другой уйдет, а кто останется? Тебя же и будут обвинять: убежал, развалил бригаду. Кто знает, некоторым, может, это и надо!
– А вон ты про что! – Улыбнулся Пыста Иван. Вновь разгладились морщины на его лице, и он по-прежнему весело рассмеялся. – Я думал, что боитесь меня: я ведь единоличник.
– Ну и что, что единоличник. Может, завтра как мы будешь.
– Во, во! – Пыста Иван взял руку Сергея и от всего сердца дважды сильно тряхнул. – Правду сказал, как вы буду. Да и про другое правду сказал. Я сейчас подумал, и сам говорю: верно, верно, Сергей! Ыджыд Проньö говорит уже о том, чтоб домой спуститься. А другой, Гурей, ох, собака! Ты его не знаешь, а я знаю, думаешь, он работать сюда приехал? Тю-тю…
Он только повод ищет.
– А ты опереди их, Иван дядь. Шум подними, если будут в сторону дома смотреть.
– Вон они… Как просмоленные пни: добром не выкорчуешь. Я ведь знаю обоих. Как свои пальцы знаю.
Когда Ыджыд Проньö да Гурей Öльöш подошли, Пыста Иван попросил их сесть и завел общую беседу.
– Ветреная погода устанавливается, - глядя на играющую зарю, сказал Гурей Öльöш.
– Так, видимо, Öлексей Петрович. Я тоже приметил: солнце красным опустилось. Какого будет работать? При холодном ветре сильно замучаешься. Как ты думаешь, Иван? – спросил Ыджыд Проньö.
– Сильно-то мы здесь не ломаемся. Нормы не выполняем. А дома, небось, работаем… на себя, - не стал прямо отвечать Пыста Иван.
– Верно, Иван… у нас с тобой крестьянское сердце, – сказал Гурей Öльöш. – Птица вон тоже за свое гнездо переживает.
Темнеет. Тучи как гундыр навалились на зарю. Потемнела вода в курье. Такие же глаза Гурей Öльöша.
– Конечно, у всех у нас есть какое-то хозяйство: у кого-то меньше, у кого-то больше, – вступил в разговор Сергей. – Вот и ищем там пользу лишь для себя. А есть ведь другое, больше и нужнее. Вот здесь лес. Кто сплавит, если не мы? Лес наш, у государства. Сами мы хозяева. Какой же хозяин не будет заботиться о своем хозяйстве? Скажем, ты, Прокö, не оставишь, небось, несжатым хлеб. Ни на кого не надеешься.
– Конечно. Да ведь, Сергей в государстве не я один.
– Государство бедное, и ты бедный. Где ты возьмешь плуг и косу, топор и серп? Подумай сам, Прокö дядь.
Не нашел ответного слова Ыджыд Проньö. Смотрит на черную тучу и дышит шумно. Видно, жерновами в голове вращаются тяжелые мысли. Вся жизнь там перемалывается. Так прямо, всей пятерней Сергей зашел в его сердце, переворошил вековую боль, замутил вошедшую с молоком матери образ жизни. Сейчас ждет ответного слова.
Тяжело, тяжело поднял Проньö голову.
– Значит… Надо отступиться от своих куриных гнезд? Всё к черту, и отправиться искать общую пользу? – Вдруг повысил голос. – Нет, Сергей!... Вы меня не тащите. Мне дорога моя шкура. Пусть побитая и мозолистая, а дорога!..
– Конечно, – погладил усы Гурей Öльöш. – В другое время мы родились, другой и разговор.
– Верно, Петрович, верно. Мы – старые люди, нас осуждать нельзя, – легко выдохнул Проньö, будто таков и должен быть ответ.
В ивняке прошелестел ветер, мелкой рябью пробежал по курье.
Глядя на трепещущие листья ивняка, Сергей снова стал говорить:
– Куриное гнездо не бросовое дело, Прокö. Хозяйство на своем месте нужное дело. Надо так жить, чтоб и себе пользу иметь, и общему не дать захиреть. Очень простое дело.
– Старые кости, говорят, хрупкие, – смотря в сторону, сказал Гурей Öльöш. – Сломаются если, уже не склеишь.
Ветер крепчает. Силой налегает на ивняк и гнет. В вечернем гуле хорошо слышен шум леса на той стороне.
На пригорке возле курьи стоит ель. Она наклоняется верхушкой к волнующейся к реке, машет сильными ветвями. Время от времени ель жалобно поскрипывает. Всё еще хочет жить. Всё еще хочет померяться силами с непогодой.
3
Тучи принесли дожди. Целые сутки лило, потом немного утихло, но тучи еще не ушли. Они стаями-стаями плыли понизу. Лес посерел, да корней вымок.
Нрав Озорной курьи скоро и проявился. Сначала поплыла пена, потом всякий мусор. Вода стала еще мутнее.
На другие сутки вода начала подниматься. Запань-то закреплена, надежда есть. Но кто знает, долго ли будет озоровать курья. И поэтому надо быть наготове.
В эту ночь долго не мог уснуть Гурей Öльöш…
Под потолком тускло светит лампа. Еле видны спящие: кто-то на спине, кто-то на животе спят.
А на улице – страх: шкув да шков, йирк да тарк (звукоизобразительные слова – грохот, шум) только и слышно. В окно горошинами бьются капли дождя, шумит вдоль стен барака.
«Эх-эх-эх! Жизнь, жизнь… Где толк, где лад? Куда убегаешь, надежда?» – громко вздохнул Гурей Öльöш.
А на пригорке в это время шумела подмытая ель. Бушует река. До высокого берега понимаются волны. С шумом падают в воду комки земли, пластами подрывает берег…
– Кто-то не спит что ли? Это ты, Петрович? – поднимает голову Ыджыд Проньö. Сел и стал шуршать кисетом для табака.
– Погода, слышишь? У-у-у! Будто темный лес шумит… Стучит и, шумит, и гремит, конца-края не видно! Мне тоже не спится. Мысли одолевают, Петрович, – тихонько начал разговор Ыджыд Проньö. От человеческого голоса чуть отпустило в сердце Гурей Öльöша.
– Слушай, – наклонился к Проньö он и начал шептать. – Спустимся… Сейчас же и спустимся.
– Сейчас, – почесал большую голову Проньö.
Долго потом не разговаривали, слушали свист ветра. Укрывшись шубой с головой, лег Гурей Öльöш. Снова послышался шепот Ыджыд Проньö:
– Я вот думаю, Петрович, почему я такой? Другие вон стараются: к примеру, Пысту. Чего он так старается? Думаю и думаю, никак не пойму!.. Ведь не для себя работает. Почему, думаю, не все люди одинаковы? С Пыстой, знаешь, мы вместе росли.
Договорившись, ушли в починок Выль шуд, думали: вот ты, Петрович, поселился, может, и нам счастье выпадет. Иногда я думаю: как и почему я с таким сердцем вырос? Пыста вон какую-то общую пользу видит, а я нет! К примеру, лес этот… Что мне с него? Пусть хоть сейчас же всю запань прорвет, и уплывут бревна. А вот если эти бревна я подтащил к дому своему да новый дом себе начал строить, – тогда да, тогда я бы нашел пользу! Ну вот и скажи, Петрович, почему я такой?
Гурей Öльöш даже рукой не пошевелил. Проня подождал и снова начал рассказывать:
– Вот, Петрович, тебе за тридцать, мне – за сорок. Знал ты попа Кондрата? Ох и падаль был этот поп… Пусть простит меня господь за такие слова. Каждый божий день был пьян. Хмельным и обедни проводил. Однажды попал я к нему. Пляши, говорит, три копейки дам. А что глупому мальчишке: сплясал. Потом долго эти деньги за щекой носил. Однажды пошли купаться с детьми. Знаешь ведь детей: ныряем, брызгаемся, под воду голову сунем и пузыри пускаем. Хе, интерес!..Я так же голову сунул как утка, и выронил деньгу. А как жалко! Ну, потом вырос и женился, полна изба детей. Бьешься, бьешься, с работы на работу кидаешься… И лес рубишь, и дрова заготавливаешь и пашешь… Стараешься, чтоб живот был полон.
Люди, небось, знаешь ведь, руку не протянут. А если в нужду попадешь, так еще и подтолкнут: иди, может, нам легче будет. Вот и бьешься за свою душу как зверь. Поэтому и вырос, видно, с таким сердцем: себя только люблю… Сейчас состарился. Видно, таким и умру: горбатого, говорят, только могила исправит. Вот и думаю теперь: зачем я жил? Что хорошего я сделал людям? Кто меня добрым словом вспомнит? Эх-хе!... До слез жалко, что без толку я прожил свою жизнь. Жаль, как те три копейки: потерялись и обратно уже не вернешь. Нет! Так ведь, Петрович? Спишь уже?
4
Рано утром в барак зашел Пыста Иван, на пороге встряхнул шапку.
– Вставайте! Нашей бригаде надо идти дежурить, – начал он будить отца и сына Проньö. Когда Гурей Öльöш ушибся, его назначили бригадиром. И он от всего сердца взялся за работу. Сегодня дождь, но в запани работу не останавливали. Бригада Пысты впервые выполнил план на 95 процентов. Это вдохновляло его.
– Ночью? Без отдыха же не пойдем! – проснулся Ыджыд Проньö.
– Ничего, семь-восемь! – сказал как отрезал Пыста. – Бригада Сергея уже отдежурила ночь. Сейчас наша очередь утро отдежурить.
После небольшого спора Ыджыд Проньö тепло оделся. Сын уже тоже был готов. На него обижаться грех – вчера на самом деле ударно плотил (собирал плоты). На отца только посмотрит и скажет:
– Ну,ну… Вон, вот, ускорился!
На улице еще темно. Но уже светает. Кто знает, откуда пробивается утренний свет: кругом тучи, летят одна другой страшнее.
Ветер – с той стороны реки. С одной стороны, это хорошо: запань держит. С другой, опять же плохо: воду в курье запирает, не дает течь. Может, от дождя не так поднимается вода, как от ветра.
Пыста Иваны (бригада) обошли запань, по бонам переходили на другой берег.
– Да, семь-восемь!.. Страх! – про себя проговорил новый бригадир, но даже сам не услышал своего голоса. Ветер как коса косит всё. А Боны – напряжены, дрожат, еле сдерживают бревна.
Стало синеть. Откуда-то всё сильнее пробивается свет. Если бы не тучи, сейчас солнце показало бы уже свой золотой горб…
В это время в конторе шла летучка бригадиров. У многих красные от недосыпа глаза, закрываются сами. Чтоб прогнать сонливость, курят чигарку за чигаркой.
– Вода всё еще поднимается. Сейчас опасаться нечего – запань выдержит! Но если еше на полметра поднимется, сами понимаете, что может случиться… – говорил начальник запани. – Сегодня плоты собирать не будем, будем крепить запань.
На том берегу есть большие якоря. Надо перевезти. Еще укрепим боны – чтоб беда не пришла…
Пыста Иван, выйдя из конторы, немного постоял. Светает. Видна река, где гуляют большие волны. Туда и смотрит Пыста Иван.
– Э-эх, семь-восемь! Хоть раз сердце натешу!..
Проньö отец с сыном все еще возле костра. Отец, спрятав лицо в воротник полушубка, дремлет: голова свалится и вздрагивает.
– А?..А? – проснется и кругом смотрит. Все еще шумит курья, кидается волнами, со дна бурлит.
Ыджыд Проньö посмотрит и снова начнет дремать.
Бегом к ним подошел Пыста Иван и сказал, что им велел сделать начальник. Хоть уже больше суток не спал, но сонливости не было. Весело, бодро смотрят глаза, а голос звонкий.
– Айда, в лодку! На другой берег за якорями переправимся! Ну-ка, Прокö, встряхнись, семь-восемь!
Принесли лодку, весла, положили два багра.
Но Ыджыд Проньö схватился за столб и, свободной рукой крестясь, стал отпираться, чтоб не сесть в лодку:
– Что же ты, Иван? Иванушко? Куда без пользы голову суешь? О Господи! На такую воду?
– Ничего, Прокö! Садись грести. Иди, иди!
– Нет, нет, и не звои. Хоть изрубите меня здесь, не сяду!.. И сына не пущу… Выйди из лодки, каналья! Говорю тебе иль нет?
В первый раз Ичöт Проньö не послушался отца: не вышел из лодки. Пришел Сергей и втроем поплыли к устью курьи.
Хоть и по течению плыли, было тяжело. Лодка так и прыгает на волнах. Немного вперед, потом толкнет назад, потом опять немного вперед. Так и ползли возле берега.
А Ыджыд Проньö бежит по берегу и ругает и сына, и Пыста Ивана, и погоду.
На пригорке, в безветрии стоит Гурей Öльöш, смотрит.
Лодка доплыла до устья курьи.
– Не кричи, Прокö. Всё равно тебя не послушают, – сказал он, когда Ыджыд Проньö поравнялся с ним. Оба вышли на открытое место и стали смотреть.
Ветер наискосок бьет в устье курьи. С того берега стаями-стаями идут зеленые волны. Некоторые разбиваются о берег и обратно сползают в реку, а некоторые с силой входят в курью – всё дальше и дальше.
Лодка выплыла из курьи. Ичöт Проньö и Пыста Иван гребут. Весла нырнут в воду – чуть не срываются с уключин. Большая волна так поднимет нос лодки, что даже лопасти весел не касаются воды.
– О, Господи! Утонут! И сына моего утопят! – только и охает Ыджыд Проньö, когда волна накрывает лодку.
Лодка всё удаляется. Вершок за вершком продвигаются дальше.
– Да, Прокö, другие люди мы с тобой… Не с их ряда, - сел на камень и повесил голову Гурей Öльöш.
Проньö уже не кричит. Только смотрит и смотрит на ныряющую в волнах лодку. Устал. Как вытащенная из воды рыба полным ртом глотает влажный воздух.
Когда лодка достигла того берега, на сердце Ыджыд Проньö полегчало – там потише, прибрежный лес держит ветер.
– Доплыли… Доплыли ведь, Петрович, – радостно стал повторять он.
– Пусть эти маются дурью, а мы с тобой пойдем домой.
– Пойдем, говоришь? Не могу я сейчас отсюда уйти. Как я буду сыну в глаза смотреть? Вон они уже возвращаются, Петрович!.. Посмотри – возвращаются!
Но Гурей Öльöш ушел – опираясь на палку, смешно ковылял вдоль воды к бараку.
Лодка возвращается. По ветру легко идти, только управляй хорошо, чтоб поперек волны не встать. Волны только этого и ждут: с одной и другой стороны бросаются, ледяной водой обрызгивают.
– Натужьтесь!
– Гребите, гребите!.. – кричат люди, пришедшие на пригорок.
Когда лодка стала приближаться к устью курьи, стоящая на пригорке ель вдруг пошатнулась и с большим шумом упала в воду.
…Рассвело. Тучи все еще летят над серым лесом. Так же бурлит река. По скользким бревнам сплавщики тянут цинку, чтоб удержать запань.
Назад в раздел
