Среди исследователей Севера, работавших в «поле» в 1920-е годы прошлого века, женщины встречались крайне редко. Это и понятно: помимо профессионального интереса требовалась не только физическая выносливость, но и безграничная отвага. Такой была Раиса Павловна Митусова – блистательный ученый-этнограф.
В середине двадцатых годов молодой ленинградский ученый Раиса Митусова по поручению этнографического отдела Русского музея, Российской академии истории материальной культуры, а также Комитета по изучению племенного состава населения СССР отправилась в малоисследованные районы Западной Сибири. Это было время, когда советская власть, прежде чем начать социальные преобразования на Севере, поставила задачу – всесторонне изучить культуру, традиции, систему хозяйствования аборигенов. Для такой работы привлекались в первую очередь этнографы. Так Раиса Митусова стала первым этнографом, исследовавшим обширный регион от низовьев Надыма до верховьев Тромагана, Агана и Пура. Она побывала там, где жили ханты, селькупы, ненцы.
К аганским ханты
Экспедиции Митусовой проходили в тяжелейших условиях на территории, слабо изученной географически, среди населения, о котором мало что было известно. Объектом ее первой экспедиции стали аганские ханты. В письме к заведующему этнографическим отделом Русского музея Б. Крыжановскому Раиса Павловна сообщала:
«Остяки реки Аган являются до сих пор мало изученными: из русских Аган посетил в 1900 г. Дунин-Горкавич, проехавший зимним путем для географического исследования края, да в работе Сирелиуса есть ссылки на остяков с р. Агана. Мало тронутый русской культурой быт аганских остяков вызывает большой интерес…».
По данным Митусовой, которые она приводит в статье, в то время насчитывалось 230 аганских ханты.
«…Эти остяки, зверолово-оленеводы по преимуществу, отчасти оленеводы… Оленеводство развито у верхних остяков, нижнеаганские содержат 2–10 оленей для передвижения, – отмечает исследовательница. – Жилища крайне разнообразны: от бревенчатого сруба до землянки и чума».
Официально аганские ханты считались крещеными, однако все они, по наблюдениям этнографа, придерживались традиционных верований: «Шаманство развито, почти в каждых юртах имеется свой шаман. Любопытен медвежий праздник, на котором мне пришлось присутствовать лишь одну ночь и записать только 21 сцену».
Очерк Раисы Митусовой «Аганские остяки» будет опубликован в 1926 году в Свердловске мизерным тиражом: всего 25 экземпляров. А в журнале «Тобольский край» в том же году вышла ее статья «Медвежий праздник у аганских остяков Сургутского р., Тобольского округа»:
«2 сентября 1924 г. «Маут-яун-пугол», р. Аган. Приезжают остяки из верхних юрт, направляются в Сургут, все уже знакомы мне, и я с удовольствием их встречаю.
В Сургут едут лишь шесть остяков во главе с Александром Сартаковым, остальные приехали на сход. Пока я завтракала «подоушкой» – «сорт-гхуль-тартом» – жаренной у огня на палочке свежей щукой, все время подъезжали остяки в своих легких кедровых и осиновых «ай-рыт» – обласках. Все они приветливо здоровались со мной.
Услышав звук бубна, я пошла в юрту (здесь всего четыре юрты). Оказывается, перед сходом Иван Aйпин из соседних юрт шаманил. Впервые я видела камлание днем. Оно отличалось от прежних только тем, что Иван не ел традиционных мухоморов и поэтому был в меньшем экстазе и чаще перебрасывался короткими фразами с присутствующими стариками. После камлания, вытирая пот с лица, он дружески кивал мне и говорил: «Рут-ими им, им» (русская баба хорошая)».
Затем гостью пригласили на сход. На сходе, как пишет Раиса Павловна, жаловались на «грубость и злоупотребления русских рыболовов на Оби, особенно в Локусовом (русская деревня на Оби), куда они возили «ясак»; просили прислать из «Москови» кремней для ружей, огнива и т. п., а главное, просили поддержать их ходатайство о переводе их для платы налогов и обменной торговли в Сургут, что и удалось впоследствии сделать».
Исследовательница описывает все этапы проведения медвежьего праздника. Для ученых это бесценные сведения.
Кстати сказать, в Ленинград, в Русский музей, Раиса Павловна привезет обширные коллекции, и среди них–комплекс предметов, использовавшихся на медвежьем празднике у аганских ханты: берестяная маска, бирка для подсчета песен на медвежьем празднике, на гранях которой ставились зарубки по числу исполненных в честь медведя песен, а также сделанные из теста изображения оленей – их ставили перед медведем на празднике…
Злой рок
Трудно себе представить, но всю экспедицию Митусова провела одна, кочуя из чума в чум. Порой спала на земле. В путевых заметках она писала, как порой ночевала в «куропаткином чуме», то есть в снегу.
«Постелили мой брезент на снег, положили на него оленьи шубы. Я улеглась прямо в одежде, меня сверху закрыли шубами, собранными мною для музея, а затем... засыпали снегом. Попросила только не зарывать голову.
– Озябнешь, под снегом теплей будет, – уговаривают меня.
– Но я не могу, как-то неприятно думать, что будешь совсем зарыта».
Общалась Раиса Павловна на родном для аборигенов языке, самостоятельно выучив хантыйский и ненецкий. Туземцы русским, как правило, не владели. Порой Митусова попадала в ситуации, в которых растерялся бы и самый отважный мужчина.
Так было, например, на Варьегане во время шаманского камлания: «…Схватив бубен и вскидывая его кверху, шаман начал плясать передо мной, прыгая и кланяясь… С нервно подергивающимся лицом, с перекошенным ртом… мокрый и трясущийся Паята был страшен… Вот прополз по моей постели, вокруг меня, обхватил мою голову, приложился к ней ухом и тяжело с хрипом дышит. Я замерла, не шевелюсь».
Но все обошлось.
Злой рок настигнет Раису Павловну позже. И не шаманы будут виной. Хотя поэт и оленевод Юрий Вэлла, например, считал, что Митусова пренебрегла неписаными правилами ханты и лесных ненцев.
– Первый раз она нарушила табу, выбирая маршрут для своей экспедиции, – отправилась в путешествие как бы не по часовой стрелке, а против солнца, – как-то делился своими соображениями Юрий Вэлла с писателем Вячеславом Огрызко. – Когда она добралась до Агана и изъявила желание посетить наши святилища, случился гром. Боги словно предупреждали: не стоит спешить. Но Митусовой не терпелось собрать для Русского музея необычные экспонаты. Она искала богиню лесных ненцев. И тогда гром ударил во второй раз. Однако исследовательница и этому предостережению не вняла. У нее появилась маниакальная идея – во что бы то ни стало найти лабаз и залезть в него, что женщинам делать не полагалось. Но вместо лабаза она обнаружила под одним из деревьев нашего божка. Видимо, во время очередного жертвоприношения, когда умер кто-то из охотников, его неизвестный сородич одного божка забрал с собой, а взамен вырубил и оставил в лесу другого. У нас это называется «человек, работающий в другую сторону». Однако чужим людям, посторонним притрагиваться, а тем более засовывать этого божка за пазуху ни в коем случае нельзя. Последовал третий удар грома. Больше никто знаков ей не посылал. А в 1937 году Митусову арестовали и расстреляли...
Всему виной родословная
Раису Павловну расстреляли как «врага народа», ведущего шпионско-диверсионную и террористическую деятельность. Всему виной родословная. Митусова оказалась вдовой белого офицера и сестрой генерала белой армии, председателя Русского общевоинского союза Александра Кутепова, уехавшего к тому времени в Париж.
Она родилась в 1894 году в Архангельской губернии в семье коллежского асессора Павла Кутепова. Мать Раисы Павловны – новгородская дворянка Ольга Тимофеева – в браке с Кутеповым родила двоих дочерей. Ее сыновей от первого брака – Александра, Бориса и Сергея – Павел Александрович усыновил.
После смерти отца Раиса переехала в Петербург, став слушательницей Высших женских Бестужевских курсов. По окончании обучения она поступила на службу в Русское географическое общество…
В декабре 1930 года Раису Павловну Митусову арестовали. На ее судьбу трагически повлияло родство с генералом А. П. Кутеповым и совместная работа с ученым С. И. Руденко, проходившим по делу так называемой контрреволюционной монархической организации академиков.
К тому времени брат Раисы Александр Кутепов был похищен сотрудниками ОГПУ в Париже и, по одной из версий, погиб в трюме корабля, который должен был доставить его в Новороссийск. 25 апреля 1931 года Раиса Павловна была приговорена к ссылке в Западно-Сибирский край сроком на три года. После отбывания срока она переехала в Кемерово, став директором краеведческого музея.
Но каток репрессий настиг ее и здесь.
7 декабря 1937 года «тройкой» НКВД Новосибирской области Раиса Павловна Митусова была приговорена по статье 58 к расстрелу. Через день приговор был приведен в исполнение. Через двадцать лет, в 1957-м, ее реабилитируют «за отсутствием состава преступления».
…А на далеком Севере девочек в ненецких семьях порой стали называть необычным для тех мест именем – Раиса.
ugra-news.ru