Одним из наиболее «добротных исследований» XIX века, характеризующих в научно-популярном ключе, по существу, все важнейшие аспекты жизнедеятельности мордовского народа с древнейших времён до конца столетия, по единодушному мнению учёных, были историко-этнографические очерки «Мордва».
Они были опубликованы на страницах «Известий Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете» в 1892-1895 гг., а несколько позже они вышли отдельной книгой. Автором был профессор Казанского университета Иван Николаевич Смирнов – известный этнограф, активный член Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете, составитель программы изучения быта мордвы. Им были созданы историко-этнографические очерки, посвящённые финно-угорским народам Среднего Поволжья и Приуралья: «Черемисы», «Вотяки», «Пермяки». Завершал данную серию очерк «Мордва». Автор стремился дать в них критический анализ всех имеющихся в литературе сведений относительно того ил иного народа, «внести научную систему в изложение как этих данных, так и своих собственных наблюдений».
Исследование «Мордва» состоит из шести глав: «Очерк истории», «Внешний быт», «Семейные и общественные отношения», «Культ предков, воззрения их на смерть и погребальные обряды», «Верования и культ», «Библиография».
В «Очерке истории» автор знакомит читателей с корнями мордвы, уходящими в доисторический период, подробно описывает образование мордовских племен, из соседей и взаимоотношения между ними. Он указывает на первые письменные упоминания о мордовском народе, которые находит в трудах готского историка Иордана «Гетика» (VI в.), в сочинении правителя Византийской империи с 913 г. Константина VII Багрянородного (Порфирогенета) «Об управлении государством» («De administrando imperio»). В главе XIV «О народе печенежском» Константин Багрянородный пишет: «Печенегия отстоит от Узии и Хазарии на пять дней пути, от Алании на шесть дней, от Мордии на десять дней пути, от Руси на один день, от Туркии на четыре дня и от Булкарии на полдня пути». И.Н. Смирнов убежден, что под Мордией (Mordia) следует понимать страну мордвы.
Сопоставляя данные разных исследователей, И.Н. Смирнов делает вывод, что «соседями, которых имела мордва в доисторический период, были германцы, литовцы, славяне». Он доказывает это, находя соответствия в языках этих народов.
Изучение топонимики, археологических данных позволило исследователю наметить контуры древней территории мордвы, которая, по его мнению, занимала пространство, «заключенное между реками Волгой, Окой, Сурой и притоками Мокши».
Большое внимание ученый уделяет проблемам монголо-татарской колонизации мордовского края, мордовско-русским отношениям как стержневой линии истории мордовского народа, процессу и результатам «водворения русского владычества в мордовском крае», захвату мордовских земель русскими помещиками и монастырями, христианизации, фискальной политике правительства, этническим процессам.
Исследуя эрзянский и мокшанский языки, автор отмечает их общность, но наряду с этим находит и существенные отличия в лексике и фонетике, в силу чего эрзянин и мокшанин порой «не в состоянии понять друг друга».
Немало особенностей И.Н. Смирнов отметил и в области быта мокшан и эрзян, который сложился под вековым влиянием окружающей природы. Он считал, что обширные леса с их богатым животным и растительным миром, бесконечные поля с плодородными почвами не могли не оказать влияния на людей. Автор указывал, что главными занятиями мордвы были охота, земледелие, бортничество.
В главе «Семейные и общественные отношения» публицист подробно знакомит читателя с мордовской терминологией, позволяющей объяснить архаические формы семейно-общественных отношений. Исследование этого пласта лексики позволило ему сделать вывод о том, что у данного народа ярче выражена не степень родства, а возрастные отношения. «У эрзи и мокши мы встречаем ряд слов, которые служат для обозначения лиц старше и моложе данного лица: оцяй (м.), покшай (э.) – дядя старше отца; патяй (м.), ляляй алькай (э.) – дядя моложе отца, старший брат, двоюродный брат; акай (м.), патяй (э.) – тетка, старшая сестра, двоюродная сестра; сазор (э.,м.) – младшая сестра, племянница». Подобная терминология является памятником первобытных семейно-общественных отношений.
Из приведенных И.Н. Смирновым терминов видно, что мордва, подобно остальным финским племенам волжско-камского бассейна, не выработала специальных терминов для обозначения кровных отношений, соединяющих мальчика или девочку с кем-либо из взрослых: сын обозначается тем же словом, что и всякий молодой человек вообще, дочь тем же словом, что и всякая девушка.
Отголоски эпохи преобладающего значения матери автор прослеживает и в особенностях религиозных воззрений на природу, и в терминологии родства, и в некоторых обрядовых чертах. Щатяй – дед по матери; щакай –
жена дяди; щеняй – двоюродный брат, сын брата матери – эта особая терминология для родства по линии матери, по мнению И.Н. Смирнова, говорит о былом матернитете. Термин урведей –
добыватель рабыни, по И.Н. Смирнову, свидетельствует о зависимом положении женщины в древности. Это подтверждается песней из мордовского фольклора «Молодой парень маленький женился…».
Воспоминания об эпохе, когда было в обычае многоженство, сохранились в народной поэзии мордвы. Автор очерка приводит три песни, в которых упоминается многоженство. Вот фрагмент одной их них:
Старик Букментий хорош,
Молодец Букментий добр:
Сыновьев у него семеро,
Снох у него четырнадцать.
Мурза, мурза богатый мурза,
Три законные жены у него,
Тридцать у него детей.
Богат, богат,
Богатый мордвин,
Мокша из Кози.
У него семь законных жен,
У него семеро детей сыновьев.
Подобную традицию наблюдали и путешественники XVIII столетия – И.И. Лепехин, П.С. Паллас, И.И. Георги. Так, И.И. Лепехин указывал, что в языческую пору каждый мордвин мог иметь столько жен, сколько в состоянии был прокормить.
Отец в мордовской семье является авторитетом во всех житейских отношениях. На почве отеческой власти, как считает ученый, складывались у древней мордвы родовые отношения: один род – целая деревня. Род здесь имеет смысл союза лиц, объединенных общими обязанностями по отношению к предкам.
На основании данных языка публицист установил, что группы совместно живших родов вырабатывали для себя общие нормы поведения – ила, кой (м.) (обычай); имели органы для решения общих дел – пурнамо, промкс, тарка (э.), орам, кужа (м.) (сход, собрание, место, поле), начальников, в руках которых сосредотачивалась власть –
прявт, прявкс (м., э.).
Различая с давних пор богатых и бедных, мордва, как подчеркивается в очерке, создала ряд слов для обозначения отношений, в которых они могли оказаться: уре (раб), варданка (служанка), тсюмо (должный, виновный), важо (работник). В этот же ряд И.Н. Смирнов включил термины, зафиксированные В.Н. Майновым для обозначения обязательства, в котором одна из сторон ручается головой, – преасьезга и преасьпитне (цена головы) – для обозначения отступного. Автор очерка приводит оригинальный термин для обозначения подати каявкс (сброшенное), указывающий на те обязательства, которые лежали на общине по отношению к ее главе.
В настоящее время в силу ряда причин социально-демографического характера происходит утеря многих исконно мордовских терминов родства и свойства. Они не только перестают быть факторами регулирования внутрисемейных отношений, но и исчезают как из разговорной, так и из литературной лексики мокшанского и эрзянского языков. Данное обстоятельство еще более повышает интерес к материалам, подобным очерку профессора И.Н. Смирнова «Мордва».
В главе «Культ предков. Воззрения их на смерть и погребальные обряды» на основе материалов периодической печати, сохранившихся обычаев, произведений устного народного творчества И.Н. Смирнов подробно восстановил погребальный ритуал древней мордвы, начиная с момента, когда «положение больного становится безнадежным и его кончина представляется неизбежной».
Когда больной по всем признакам близок к смерти, родные спешат поставить на подоконник чашку (стакан) с водой для того, чтобы душа умершего, выйдя из тела, имела возможность омыться. Пока в избе происходит прощание с умершим родственником и соседей, на дворе готовится гроб. В XVII-XVIII вв. его выдалбливали из половины расколотого дерева. По справедливому мнению И. Н. Смирнова, воспоминание о долбленых гробах сохранилось в мордовском названии гроба лазкс от глагола лазомс – колоть.
Произведения народной словесности мордвы дали автору основания полагать, что когда-то у нее существовало и надземное погребение. Как указывал публицист, старинные кладбища мордвы чаще всего устраивались в лесах, на полянах (кужа). «Около многих мордовских сел в лесистых местностях, – писал он, – и теперь еще показывают кладбищенские полянки (калма-кужа). Отдельно разбросанные на таких полянках деревья – дубы, березы – пользовались особенным почтением мордвы».
Характеризуя устройство мордовских кладбищ в XVIII в., И.Н. Смирнов знакомит читателя с документами, опубликованными А.А. Титовым в очерке «Терюшевский бунт» на страницах «Русского обозрения» в 1893 г.
Историко-этнографический очерк «Мордва» показывает, что его автор глубоко и обстоятельно проник в мир дохристианских верований и обрядов мордвы, ее языческий пантеон. Сопоставление фактов мордовской теологии с теологией других финноязычных народов Волго-Камья привело И.Н. Смирнова к заключению, что в пестрой номенклатуре наименований их божеств отразилась история этносоциального развития этих народов.
В целом очерк И.Н. Смирнова является самым значительным комплексным исследованием истории, культуры и быта мордовского народа в дореволюционной этнографии. Он представляет собой своеобразный итог научного осмысления результатов этнографического изучения мордвы, достигнутых к концу XIX – началу XX в. Исследование проделано квалифицированным специалистом, на высоком для своего времени научном уровне, с позиции прогрессивного в то время эволюционистского направления этнографической науки.
Казанский профессор первым в России осознал необходимость перехода от сборов и накопления фактического материала по этнографии к его систематизации и составлению капитальных монографий об отдельных народностях со всесторонним использованием письменных и вещественных источников и собственных полевых материалов исследователей. Это задача была сформулирована в программной статье профессора Московского университете Д.Н. Анучина, опубликованной в журнале «Этнографическое обозрение» в 1889 г.
И.Н. Смирнов впервые использовал разнообразный комплекс литературы (отечественной и зарубежной, этнографической, исторической и др.) и источников (летописных, архивных, полевых, музейных, статистических), касающихся мордвы. Чрезвычайно широко он привлекал и материалы периодической печати.
Работа И.Н. Смирнова «Мордва» наряду с очерками об удмуртах, коми и марийцах получила высокую оценку научной общественности. В 1898 г. за эти научно-популярные труды Академия наук России присудила ее автору Уваровскую премию. Русское географическое общество наградило И.Н. Смирнова золотой медалью. Высоко оценив заслуги ученого, его избрали в свои члены ряд научных обществ в России и за рубежом: Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете, Венгерское этнографическое общество в Будапеште, Финно-угорское общество в Хельсинки. Он был в числе организаторов и активных членов Казанского общества истории, археологии и этнографии, избирался членом его совета, несколько лет был заместителем председателя совета. Он был постоянным членом редколлегии «Известий…» –
периодического издания общества, около 20 лет заведовал библиотекой общества. Он внес большой вклад в создание и пополнение фондов музея отечествоведения при Казанском университете (ныне этнографический музей), где хранятся многочисленные этнографические коллекции по народам Поволжья. Казанский историк Н.Н. Фирсов справедливо отметил: «Работы по этнографии создали Смирнову И.Н. хорошее имя в ряду русских этнографов».
Как факт международного признания очерки И.Н. Смирнова были переведены на иностранные языки, что позволило познакомить зарубежных специалистов и читателей с самобытной культурой и историей мордовского народа.
Смирнов (Иван Николаевич) – современный этнограф, ординарный профессор Казанского университета по кафедре всеобщей истории. Важнейшее его сочинение «Восточные финны, историко-этнографический очерк. Т. I. Приволжская или Булгарская группа. Ч. I. Черемисы, ч. II. Мордва; Т. II. Прикамская или Пермская группа. Ч. I. Вотяки, ч. II. Пермяки» (печаталось в «Трудах Казанского общества истории, археологии и этнографии»; удостоено Уваровской премии в 1896 г.). Это сочинение С. основано как на изучении печатного материала о финнах, так и на непосредственных наблюдениях автора: он предпринял экспедицию для собрания лингвистического и мифологического материала, а также для исследования истории финнов по архивам нижегородской и тамбовской архивных комиссий. С. излагает постепенный ход расселения отдельных народностей приволжских финнов, дает картину первоначальной их культуры и влияния на них русских, а также современной их духовной и религиозной жизни, семьи, общины, религиозного их миросозерцания и т. д.; между прочим, С. связывает почитание божества черемисов «кереметя» с культом умерших. Этот труд С., заключая в себе подробное научное исследование финских народностей среднего Поволжья и Прикамья, является важнейшим историко-этнографическим трудом в этой области за последние годы. Кроме того, С. написал: «Этнография на казанской научно-промышленной выставке» (Казань, 1890), «Юбилей Императорского Московского археологического общества и VIII археологический съезд» (Казань, 1890), «Задачи и значение местной этнографии» (Казань, 1891), «Воспоминания об эпохе каннибализма в народной поэзии вотяков» (в «Занятиях VIII археологического съезда», Москва, 1890), «Бесермяне Вятской губернии» (ib.) и ряд статей в «Этнографическом Обозрении».