– Ме некор эг вöв Дон Жуанöн, но öтчыд, мед дорйыны коми айловъяслысь радейтчöмын сямлунсö да удаллунсö, петалi тайö туй вылас, - заводитiс ассьыс висьтсö Семен Вась.
– Вöлi миян сиктын öти нывбаба – Викул Анна. Зэв сэтшöм топыд тэчаса, пыр банйöм гöгрöсiник мича чужöма, аттö лэчыд кывъя аньыс, но сöмын мыйлакö öтнас олiс, эз вöв верöс сайын. Унаöн эськö мужикуловыд чöвтлывлiсны сы вылö госа нидзулöн самалöм вугырсö, но некодлысь абу ньылыштлöма, ставыслы на ковмылiс бергöдчыны прöмыстöг. А гöтрасьны сы вылö мыйлакö эз кöсйыны. Олiс Анна важиник пöлöстчöм керкаын пöрысь мамыскöд, уджалiс колкозын трудодень вылö. Ме, дерт, сэки гöтыра нин вöлi, но тайö нывбабасö кыдзкö торйöдлi жö мукöдъяссьыс. Матыстчыны эг мöвпыштлы весиг, ичöт сиктад öд нинöм некодысь он дзеб, гöтырыд пыр жö тöдлас да синъястö перъялас. Да и аслам Марусяöй сэкитö том на да зэв сöстöм чужöма вöлi, öнi öд неуна вежсьыштiс-а, кадыд тай, кöть быттьö и надзöникöн мунö, а ассьыс лёк уджсö гартö.
Но вот, коркö гожöмнас, буретш Илля Лун пасйöм бöрын, кыдзкö веськалiм лавка дорын тайö Аннаыскöд. Мыйкö тай вель унаöн вöлi сулалам да бызгам быдсяма нинöмабу йывсьыс. И Васька Петыр, менам челядьдырся другöй, кодi прамöя жö ас кадö вöтлысьлöма Анна бöрсяыд, уна и этш воштылöма сы вылö да пыр на кутö сьöлöмас лöгтор, крукыштiс аньтö:
– Сiдзи тэныд, Анюта, öтнадлы и лоö овны, некод оз кöсйы тэнö сийöсавны.
– А ме тiян сайö, комияс саяд, некор ог и пет! Ёна тай колö!
– Мыйöн нö тэныд комиясыс оз кажитчыны? Майбыр, ставыс, мый мужикъясыслы пöлагайтчö, эм ас местаас. Гöтыръяс со оз элясьны!
–Оз, дерт, яндзим öд ёгтö керкасьыд петкöднытö. А тöдлiсны кö ме моз грузинъясöс, мöд ногöн эськö сьывны кутiсны, тiян кодь некытчö туйтöм мужикъястö порог вомöныд воськовтны эськö эз лэдзны.
Менам быдсöн тшöка лыöй ас кöсйытöг шлоч-уси, гöгöрвои да öдйö эськö вомöс тупки и гöгöрбок кыйкнитлi. Казялi, мый став айловыс шемöсмöмаöсь жö.
– Кыськö тэ грузинъясöс тöдан!? Эн сöр нинöмабусö! - шыаси и ме тшöтш, сэтшöм эз ло лöсьыд татшöма коми мужикъястö увтыртöмыд да.
– А со и тöда!
–И мыйöн найö бурджыкöсь миян дорысь?
– Налöн мый витрина вылас, сiйö и магазинас, куим граня да кык кусыня! Да и матыстчынысö бабаулов дорад найö кужöны. А тi кага пустышка ыдждатö торгöдöмныд да величайтчанныд! Весиг онö тöдöй, кодар боксяньыс ми-вок дорас колö тiмбыльтчынысö.
– Ноко, висьтав, кытысь тэ сэтшöм бура грузинъясыслысь анатомиясö тöдан? А то сöран, быттьö збыль биологическöй факультетын велöдчылöмыд.
– Ме сöра? – быдсöн скöрмис Аннаыд. – Ставсö збыль висьтала!
И, ыззьöдiм да, висьталiс öд.
– Тайö важся лоöмтор нин, сэки ме вöлi том на да мича. Олiм ми Княжпогостсянь неылын. Ыджыд мамöкöд ёна ми ноксим джодждöра кыöмöн. Мичасьыс мичаа шонъянöй кыалас да унапöлöс рöмöн серлöдлас, быдсöн зэрöм бöрын öшкамöшка моз джодждöраыд нюмъялö. Бабö и шуö, колö пö эськö вузавны нуны кытчöкö. Ас сиктад некод оз ньöб, ставыс ми моз жö гöлиника олöны. И мöдöдiс менö кöрт туй вылö. Вот сэнi пö озыр йöз ветлöны – найö ньöбасны, жальыс петас да. Туяс суис менö гыма зэр, дзебсьынытö вöлi некытчö, кöтаси юр вывсянь кок улöдз. Вои Княжпогостад вокзал вылас. Сувтi пыранiнас, пукталi лабич вылö джодждöраястö да и горза: «Купи ковёр!» Вöзъя быдöнлы ассьым ковёръясöс, а некод мыйлакö оз босьт. Ставыс кытчöкö чепсасьöны, тэрмасьöны, меысь сöмын кинас шеныштчöны, эн пö дöсадитчы. Тайö кадö клюна-клёна поездыд локтiс, чушнитiс да сувтiс. Ме зiля чукöртi вузаланторйöс да чепöсйи йöзыскöд тшöтш перрон вылас. Бара горза, зiля кодлыкö ассьым тöварöс инавны, а ставыслы некор, öтияс поездö сöлöны, мöдъяс петöны. А ме кынмыны кутi кöтасьлöм бöрад, сiдзи и тiрöдö, пинь воча пинь оз инмы.
И петiс вагонысь кöрт туй вывса уджалысьяслöн гöрд картуза мугов чужöма, сьöд юрсиа, уска том мужичöй, сувтiс ме водзö и дзоргö веськыда синмö. А менам «Купи ковёр» пыддиыд сöмын: «Ку-ку ко-ко» – нин артмö. Вот сiйö меным и шуö: «Дэвушка, захадi вагон. Там пасматрым». Ме тай эг повзьы, пыри ичöтик жырйö, кытчö сiйö петкöдлiс, кöсйи нин паськöдны джодждöраястö, мед бурджыка видзöдлас, а мужикыд: «Падаждi, пасiдi тут, я сэйчас». Видзöда да, стöканын пöсь тшай меным ныр улö вайис, ичöтик сулеяысь кутшöмкö гöрдов ва сэтчö содтыштiс, пренник-печенньö, песок, пруктытö вель ыджыд тасьтiöн. А ме сэкся кадад татшöм сёянтö эг на и аддзыв. Тшай стöкантö öдйö юи, мед шоналыштны, а проводникыд (сiйö уска мужичöйыд проводникöн вагонад вöлöма) менö гартыштiс шебрасöн, менам синъяс асьныс куньсисны и поездыдкöд тшöтш кытчöкö лэби.
Садьми, а менö поездыд сöмын «Кум-кам, кум-кам...» нуö кытчöкö водзö. Чепöсйи öшинь дорö, а Княжпогостыд важöн нин оз тыдав. Ырöстi сэки ыджыд гöлöсöн, синваöй шорöн киссьö. Мый бара, мися, мекöд лоас-а? Кытчö бара воа да мый сэнi кута вöчны? Джодждöра кындзи сьöрысь нинöм абу. Но локтiс проводникыд да менö бурöдiс: «Мена зовут Резо. Нiчево нэ бойся, дарагая, я тэбэ весь мир пакажу, нiкаму абиду нэ дам». Сэсся Ен вылö моз сы вылö и видзöдны кутi, мый сэсся керан? И збыль, эз öбижайт менö, вердiс-юкталiс зэв чöскыда. А ме, дерт, сiдз жö, сiйö мекöд бурöн, и ме сыкöд став сьöлöмсянь. Öти кывйöн кö, зэв бура артмöдчим. Вежон чöж, буракö, мунiм поезднад. Збыль, став мирсö аддзылi. А Резо менö нöшта вöччöдiс, мича платтьö, тупли да чувкияс на ньöбис. Тадзи любовнöя и воим Грузияад.
Сувтiм перрон вылад, менам проводник петiс вагонысь, горöдiс ас ногыс: «Толоко-молоко!» Сы дорö матыстчис олöмаджык грузин, юрсиыс дзормöма нин: «Молоко-толоко, генацвале!» Сёрнитыштiсны, сэсся Резо ме вылö петкöдлiс да пöрысьыслы бура дыр висьталiс, дерт, кöнкö, ме йылысь. Олöмаыд матыстчис да ас ногыс менсьым мыйкö юалö. А ме сылы инда джодждöраяс вылö да и шуа:
«Толоко-молоко, генацвалеяс». Серамыс мортыдлöн петiс. Бара ас ногыс сёрнитыштiсны да Резоыд меным и висьталö: «Эта май атэц. Ми купим твай кавёр за 500 рублэй». Ме шайпаймунi, öд татшöм ыджыд сьöм йывсьыд и мöвпавнысö эг кужлы. А сiйö: «Что, мала? Тагда 600. Сагласна?» Юрöн гогнитi, да, мися. «Ну и харашо», – шуис сэсся. Но таысь ковмис меным овны сэнi на ордын вежон чöж. Зэв бура олi ая-пиакöд, шог эг тöдлы, сöмын бабаясыс мисьтöма ме вылö видзöдiсны. Но нинöм лёксö вöчны эз лысьтны, сэнi мужикъяссьыд полöны на. Вежон кольöм бöрын ми Резокöд мöдöдчим бöр. Бара на аминь лöсьыда любовнöя локтiм. Княжпогостын чеччи, прöститчи Резокöд и гортлань. Мамö да ыджыд мамö, дерт, думсьыныс гуалöмаöсь нин вöлi менö да этша и лимзалiсны, мыссьöдiсны менö синванас. А кор сьöмтö петкöдлi, муртса гатшöн эз усьны. Та мындасö найö вöтöн на весиг абу аддзылöмаöсь.
Ыджыд мамö кулöм бöрын мамöкöд локтiм татчö, Веждінö, и öнi на олам.
Викул Анна ыджыда ышловзис да ланьтiс.
– А Резотö сэсся эн и аддзыв? – юалiс Васька Петыр.
– Эг.
– Эн корсьлы ни?
– А мыйла? Ме кö сылы кола вöлi, ачыс эськö аддзис. Но, мунны лоö, ылалi ме тiянкöд больöдчигад.
Ме видзöдлi ылыстчысь нывбаба вылö да сэтшöм сьöлöм вылын лёк лои. Этатшöма миянöс, коми мужичöйясöс, омöльтiс, позьö шуны, няйтö лойис, кутшöмкö грузинъясöс ошкö-а. Эг вермы кутчысьны да суöдi Аннаöс, веськыда синмас и шуи, мый сiйö менсьым сьöлöмöс кырыштiс да ме делö вылын кöсъя петкöдлыны, мый ми, комияс, ньöти абу лёкджыкöсь, а, вермас лоны, сьöд йöзсьыд весиг бурджыкöсь на. А сiйö ме вылö яндысьтöм бугыльяссö сатшкис да и шуö: «Марусясьыд нö он пов? Друг да йöзасян? Сэки öд ок-ок-ок, мый вермас лоны». «Ме нинöмысь ог пов, сöмын висьтав, кöнi тэ узьлан». «Сарайын, вонйын». «Но, сiдзкö, тавой сарай öдзöстö эн тасав, матыстчыла».
Васька Петыр суöдiс менö да юалö:
– Мый йылысь нö Аннаыскöд баитiнныд? – пыр на, буракö, абу веськодь сылы тайö аньыс.
– Да сёрнитчим тавой сылöн сараяс аддзöдчывны.
– Вай вежсьылам!
– Мун сэтысь, - менö быдсöн кезнитöдiс.
Öвтыштi киöн да мунi гортö.
Марусялы висьталi, мый войколöн кая Плесовкаö вуграсьны, босьтi вугыр шатин, пасьтаси, быттьö кыйсьöм вылö да шутьлялiгтырйи мунi ю дорö. Виччыси пемдöмсö и гусьöникöн бöр сиктö. Надзöник кайи сарай поскöдыс, тойыштi öдзöссö – воссис. Абу, другö, игналöма, виччысьö, сiдзкö. Кималасöн пыри сараяс, зэв видзчысьöмöн кокъясöс пуктала, мед кöть некутшöм розьö тöдтöминад ог жö войтышт да кер помö ог люкась.
– Анна, тэ танi? – шыаси джын гöлöсöн, быдсöн сибдыштöма вöлi, сьöлöмöй нöйтчö да.
– Танi, - кыла сылысь вочавидзöм.
Корси вонтö, тэрыба пöрччыси да и сунгыси юкмöсö моз...
* * *
Эбöсъяс бырины, янсöдчим. Шебрасöс шыбитi, мед ыркалышта, и сэтшöм нин лöсьыда унмовся вöлi, кор кылi Анналысь сёрнисö:
– Став яйöй аски лöз лоас, сэтшöма чабралiн. Весиг том дырйиыд тадзисö эн радейтлыв.
– Чöв, мый сэн сöран? Сэки ме тэнö эг весиг на тöд. А чöскыд жö и баба вöлöмыд!
– Со öд, Васюк, йöз сараяд и гöтырыд чöскыдджык!
Быттьö öтпырйö ветымын малямуш чушкисны менö, чепöсйи вонсьыд, крукаси да дзугси. Дзаж – кылö, косяссис вöсньыдик дöраыд. Нёль кокöн кыдзкö петi, корсьыся пемыдас паськöмöс.
– Мый нö, Васюк, сэтшöма повзин? Эг öд йöз бабакöд су, кытчö пышъян? – эльтчö сэнi, кылö, Маруся. – Лок вод да узям нин асылöдзыс.
Кутшöм узьöм! Вирыс пытшкын дзулькйöн пуö. Став нывбаба вылас скöрсьыс скöр, паныдасис кö сэки кодкö, дзик эськö джагöдi. Матькигтырйи локтi гортö, кыски залавкаысь четьверт аскур, кык ыджыд стöкан лöсыштi. Нянь чöвпан шöралi да сöмын нярта-сёя. Бöрыннас чуйми быдöн, дзоньнас сёйсьöма. Тiянлы со теш, а меным кöть öшöдчы сэк вöлi. Этатшöма вермисны кык нывбаба тешитчыны мужик вылад!
Бур кöть, мый Васька Петырыдкöд эг вежсьы!
А бöрыннас сиктсаыдлöн серамыд! Дыр эг лысьтлы петавны йöз водзö. Но ньöжйöникöн быд дой бурдö. Бураси сэсся и ме. Но некор эг весиг та бöрын мöвпыштлы йöз бабаяс йывсьыд. А тöдсаяс öнi на, нывбабаяс гöгöрыд сёрниыд гартыштчас да пыр жö крукыштасны, вай пö, Василий Семёнович, юксьышт ыджыд тöдöмлунъяснад.
– Я никогда не был Дон Жуаном, но однажды, чтобы постоять за честь коми мужиков, встал на эту скользкую дорожку, - так начал свой рассказ Василий Семёнович.
– Жила в нашем селе одна женщина – Анна Викулова. Вся такая из себя крепкая, сдобная, румяная, круглолицая, за словом в карман никогда не лезла, только почему-то не была замужем. Многие из мужиков пытались с ней завязать близкие, ну очень близкие отношения, но ни у кого ничего не выходило, приходилось убираться восвояси. А серьёзно к ней подойти, с конечной целью, чтобы жениться, никто на это почему-то не шёл. Жила Анна в старенькой скособоченной избёнке вместе со старой матерью, работала в колхозе за трудодни, то есть, попросту говоря, за палочки. Я в ту пору уже несколько лет был женат, но, честно говоря, Анна мне тоже очень нравилась. Но чтобы подойти к ней, даже и не мечтал, ведь в маленьком селе все на виду, жена моментом глаза выцарапает. Да и Маруся моя тогда сама очень и очень приятная была из себя, теперь то уж, конечно, совсем иная, года идут, своё паршивое дело творят.
Но однажды как-то к исходу лета, как раз после Ильина Дня, встретились возле магазина с Анной. Что-то мы там собрались гурьбой и, понятное дело, балагурим о том, о сём.
Там же оказался Васькин Пётр, мой закадычный друг детства, который в своё время много времени угрохал, чтобы эту Анну охмурить, но всё понапрасну. За это, видимо, имел на неё зуб, поэтому и решил поддеть женщину за живое:
–Так вот, Анюта, и приходится одной век коротать, никто не хочет тебя захомутать.
– А я за вас, коми мужиков, и сама никогда бы не вышла! Очень нужно!
Пётр, услышав такой ответ, аж подпрыгнул на месте:
– Чем это мы, коми мужики, тебе не нравимся? Слава богу, всё, что полагается иметь мужчинам, на месте. Жёны не жалуются!
– Конечно, не жалуются, терпят, стыд-то какой! А вот если бы, как я, встречали грузин, так по-другому бы сразу запели. Тогда таких никудышных мужиков, как вы, дальше порога точно бы не пустили.
У меня после таких речей, понятное дело, челюсть тут же выпала. Однако вовремя опомнился, рот быстренько закрыл и огляделся. Вижу, все мужики рядом в трансе стоят.
– Откуда ты грузин-то знаешь? Вот стоит и заливает нам тут! – отозвался я, ведь так обидно стало за коми мужиков, которых эта Анна прямо таки смешала с грязью.
– А вот и знаю!
– И чем же они лучше нас?
– У них что на витрине, то и в магазине, трёхгранный и двухшарнирный! Да и подойти к женщинам умеют. А вы заимели с полмизинчика и уже величаетесь. На самом деле даже не знаете, с какой стороны к женщине подвалиться.
– Ну-ка, расскажи, откуда ты так хорошо грузинскую анатомию знаешь? А то стоит тут, заливает, будто в Тбилисском университете на биологическом факультете обучалась.
– Я заливаю!? – Анна даже вспыхнула вся. – Да одну правду говорю!
Ну, разозлили всё-таки мы её и поведала нам женщина свои секреты.
– Это уже давнишняя история, я тогда была молодая и красивая. Жили мы недалеко от Княжпогоста, конечно, небогато, и с бабушкой ткали половики. Красивые такие половики выходили у нас, с разноцветными узорами, сверкали, как после дождя радуга на небосводе. Бабушка как-то и говорит мне, что надо бы продать где-нибудь эти половики. В своём селе никто не купит, все такие же бедные, как и мы. И отправила меня в Княжпогост на железную дорогу. Там, мол, богатые люди ездят, пешком не ходят. Вот и отправилась я половики продавать. А в пути застал меня сильный ливень, промокла насквозь, ниточки сухой не осталось. Спрятаться негде было. Пришла в Княжпогосте на железнодорожный вокзал, встала возле входа, разложила на лавочке половики свои и кричу: «Купи ковёр!» Предлагаю всем половики, а никто почему-то не берёт. Все куда-то спешат, торопятся, от меня, как от назойливой мухи отмахиваются, не мельтеши, мол, под ногами. А в это время поезд на станцию подвалил со стуком-громом, дунул паром и остановился. Я смекнула, что надо бы поближе к поезду со своим товаром расположиться, быстро скатала домотканки и на перрон махнула вместе со всем людом. Опять стою и кричу, предлагаю невиданный товар купить, но пассажирам снова не до меня. Одни выходят из вагонов, другие заходят, все заняты своими узлами и чемоданами. А я ведь вся мокрая, уже замерзать начинаю, так и трясёт меня, зуб на зуб не попадает.
И тут выходит из вагона молодой смуглый мужчина с чёрными усиками в красной форменной фуражке, встаёт передо мной и смотрит мне прямо в глаза. А у меня уже вместо «Купи ковёр» только «Ку-ку ко-ко» получается. Тут он и говорит: «Дэвушка, захаді вагон. Там пасматрым». У меня к нему сразу какая-то симпатия возникла, поэтому без всякой боязни зашла в его маленькую комнатку, где хотела разложить свои «ковры», чтобы он мог их разглядеть. Но мужчина говорит: «Падажді, пасіді тут, я сэйчас». Смотрю, через минуту стакан горячего чая приносит, подливает туда какую-то красноватую жидкость, печенье, конфеты и фрукты достаёт, всё это передо мной расставил. Ну, я, конечно, в то время такого угощения никогда в жизни не видела. Выпила чаю, чтобы быстрее согреться, а проводник (усатый мужчина оказался проводником в том вагоне) меня завернул в байковое одеяло, глаза мои сами собой закрылись, и вместе с поездом я куда-то улетела.
Проснулась, а меня этот поезд, громко стуча на стыках рельсов, везёт непонятно куда. Рванулась я к окну, а Княжпогост, конечно, давно уже остался далеко позади. Заревела тут я в голос, слёзы по щекам размазываю. Что теперь со мной будет? Куда я еду, куда приеду, что там буду делать без денег? Ведь кроме половиков, с собой ничего не имею. Но тут вернулся проводник и успокоил меня: «Мена завут Резо. Нічево нэ бойся, дарагая, я тэбэ весь мир пакажу, нікаму абиду нэ дам». Никуда не денешься, ведь никого, кроме него, я не знала, вот и смотрела на него, как на Бога. И правда, Резо не обижал меня, кормил-поил очень вкусно. Ну, а если он ко мне относился, как к человеку, то и я к нему тоже со всей душой. Одним словом, жили мы с ним, как новобрачные в медовый месяц. Целую неделю ехали в этом поезде и горя не знали. И правда, я тогда весь мир узнала, конечно, через небольшое вагонное окно. А Резо не жадничал, приодел меня, подарил новое платье, туфли, чулки и разные прочие женские причиндалы. Так полюбовно мы с Резо доехали до Грузии.
Остановился поезд на перроне в Тбилиси, тут Резо вышел из вагона и ещё с подножки кому-то кричит по-своему: «Толоко-молоко!» Подходит к Резо пожилой грузин с седеющими волосами и тоже говорит: «Молоко-толоко, генацвале!» Побалакали между собой о чём-то, потом Резо на меня показал и довольно долго старшему что-то объяснял, видимо, про меня. Тот подозвал меня к себе, и по-грузински что-то спросил. А я, конечно, ни бе, ни ме не поняла, но бойко ответила: «Толоко-молоко, генацвалеяс!» Оба они засмеялись, смотрят на меня и, чувствую, любуются. А я ведь в новом платье, туфлях, молодая, и красивая тогда, наверно, ещё была. Опять они поговорили между собой, и Резо объясняет по-русски: «Эта май атэц. Мы купим твой кавёр за пятсот рублэй». Растерялась я тут, ведь о таких деньгах и мечтать не смела. А он: «Что, мала? Тагда шессот. Сагласна?» Кивнула головой, да, мол.
Заплатили мне они за половики, но за это мне пришлось жить у них неделю. Очень дружно жила с отцом и сыном, прямо как принцесса, только женщины на меня неприветливо косились. Но ничего плохого мне не делали, там ведь мужчины в семье – хозяева.
Через неделю с Резо мы отправились поездом обратно, очень любовно ехали. В Княжпогосте сошла, простилась с Резо, и домой. Мама и бабушка, конечно, мысленно уже давно схоронили меня, поэтому долго умывали счастливыми слезами пропавшую дочку и внучку. А когда я предъявила им выручку за продажу половиков, чуть с ног не попадали. Ведь таких денег они до этого и во сне не видали. Бабушка от радости тут же усадила меня за ткацкий станок, чтобы поставить на поток производство ковров, но больше половики у нас уже никто не покупал. А вскоре бабушка заболела и скончалась.
После её смерти мы с мамой переехали сюда, в Веждино, и доныне живём.
Анна глубоко вздохнула и замолчала.
– А с Резо больше не встречалась? – прервал затянувшееся молчание Васькин Пётр.
– Нет.
– И не искала?
– Зачем? Если бы я ему была нужна, он бы сам нашёл. Ладно, пойду я, а то заболталась тут с вами.
Я посмотрел на удаляющуюся от нас женщину, и так на сердце тяжело стало, прямо до слёз обидно. Всех нас, коми мужиков, можно сказать, в грязь втоптала, а каких-то грузин до небес возвысила. Не стерпел такого издевательства, рванулся и догнал Анну, прямо в глаза без околичностей ей выложил, что так и так, она своими словами всё сердце моё изранила и я хочу на деле доказать, что мы – коми, ничуть не хуже каких-то там грузин, а, может быть, даже лучше. А она зенки свои бесстыжие на меня выставила и отвечает:
– А Маруси не боишься? Вдруг узнает? Что тогда? Тогда ведь, ок-ок-ок, она все паховые волоски у тебя выдерет.
– Я ничего не боюсь, только скажи, где будешь спать в эту ночь.
– В сарае, под пологом.
– Тогда дверь в сарай не запирай, ночью подойду.
Как только Анна ушла, Васькин Пётр подошёл ко мне и с нескрываемым любопытством спрашивает:
– О чём это вы с Анной говорили? – всё ещё, видимо, неравнодушен он к этой женщине.
– Да договорились встретиться с ней ночью в сарае.
– Давай меняться, я вместо тебя к ней приду.
– Иди ты, - отмахнулся я от него.
Марусе сказал, что иду на всю ночь рыбу ловить, оделся как на рыбалку, червей накопал, взял удочку и, посвистывая, спустился к реке. Дождался темноты и потихоньку вернулся в село, подошёл к дому Анны. Поднялся по лестнице в сарай, толкнул дверь – открылась. Не закрылась, значит, Анна, ждёт! Выставил вперёд руки, чтобы не напороться на что-нибудь случайно, и медленно переступаю ногами, боясь оступиться.
– Анна, ты здесь? – вполголоса спрашиваю, даже осип от волнения.
– Да, - слышу в ответ.
Нашёл полог, быстро по-солдатски разделся и бухнулся в чужую постель, как в колодец…
* * *
Обессилели, откинулись друг от друга. Одеяло скинул, чтобы остыть, вспотел ведь сильно от усердия, и уже прихрапывал, когда услышал слова Анны:
– Всё тело завтра в синяках будет, так меня даже в молодости не любил.
– Брось, что ты там фантазируешь? Тогда я тебя даже не знал. Ох и сладкая же ты женщина, оказывается…
– Да, в чужом сарае и родная жена слаще!
Тут как будто одновремённо меня пятьдесят шмелей ужалили, рванулся из-под полога, зацепился за что-то, запутался. Порвалась, слышу, тонкая материя. На карачках кое-как выполз наружу, в темноте одежду нашариваю.
– Чего ты, Васенька, так испугался? Ведь не с чужой бабой застукала, куда бежишь? – иронизирует, слышу, Маруся. – Иди, ложись, поспим уж до утра.
Какое уж там – поспим! Кровь в моих венах вся кипит. На всех баб сердит был до ужаса, если бы тогда встретил кого, точно задушил бы. Матерясь во весь голос вернулся домой, достал из погреба четверть самогонки и два стакана тут же опрокинул, залил обиду. Буханку хлеба нарезал и сижу – ем не отрываясь. После удивился, ни крошки не осталось. Вам вот, гляжу, смешно, а мне тогда невесело было, прямо хоть вешайся. Вот ведь как сумели две женщины над мужиком насмеяться! Хорошо хоть, с Петром не поменялись!
А потом по селу всю эту историю разнесли, да сочных подробностей добавили, вот людям-то возможность представилась языки почесать. Долго боялся на улицу нос высунуть, потом ещё ходил с низко опущенной головой. Но постепенно, конечно, вошёл в норму. После этого случая даже и не мечтаю о чужих бабах.
Но друзья и теперь, чуть разговор коснётся женского пола, тут же и припомнят, давай, мол, Василий Семёнович, поделись своим богатым опытом в этой области.
Назад в раздел
