Витя сулалiс телефон сюръя бердын да лöня кывзiс зэлалöм сутугаяслысь жуньгöмсö.
Танi Витялöн медся радейтанаиныс. Танi сiйö вермö сулавны лунтыръясöн и мудз оз тöдлы. Тайö сюръяыс, Витялöн дум серти, везъялöм сутугаяснас веськыда йитö Витялысь интернатсö чужан сиктыскöд. Кöнкö сэнi öтнасöн олö мамыс, Порö Марья. Дзик налöн керка бердын сулалö жö татшöм сюръяыс. Да, эз этша, кöнкö, сутуга ковмы, мед вöлöк вомöн öтлаöдны кык сикт. Йитнытö эськö йитöмаöсь, но весиг сёрнитыштны мамыскöд некыдзи. Детдомас эм телепоныс, а гортас абу. Нинöм вылö мамыслы ньöбны телепонсö... Сiйö и сiдз быд лун сикт кузя шодлö: то öтилысь, то мöдлысь руб-мöдöн дзайгö. Сöмын тай бöръя кадас некод нин оз уджды Порö Марьялы, тöдöны öд — бöрсö оз сет. А юрыс коньöрлöн быд асыв жугалö-висьö, и оз бурды сэтчöдз, кытчöдз оз чукты тырмымöн рубыс, медым Ыргöн Лёнялысь ньöбны «Троя» доз. Ыргöннас Лёнясö шуöны би гöрд юрси пондаыс. Вузасьö сiйö лун и вой. Йöзыс, кодлöн абу сьöмыд, вайöны сылы быдторсö, а кодлöн керкаыс гумла кодь куш нин да нинöм оз сюр нуанаыс — видзöдчöны, оз-ö мыйкö позь кодлыськö сьвисьнитны.
Витя некыдзи оз вежöрт, кытысь мамыслöн тырмö сямыс быд лун корсьны колана мында рубсö. Ачыс öд Витя ёна жö ветлöдлö туй кузя, сюся видзöдалö кок улас, но аддзыны посньыдик, гöгрöс кöртторсö удайтчылiс сöмын кыкысь. Кыкнанысьсö магазин дорысь, и пыр жö сетлiс мамыслы, а мöдыс таысь шыльöдыштлiс писö юрöдыс да весиг бан бокас окыштлiс.
Унатор нин Витя аддзылiс олöмас, унатор тöдмалiс дас арöснас, но нöшта на унджык оз тöд. Оз тöд Витя и ассьыс батьсö. Да и мамыс сiйöс öдвакö жö тöдö. Вичсö питорйыслы аслас бать ним сертиыс тай сетiс-а.
Дерт, олöмыс Витялöн эськö дзик мöд ногöн мунiс, дырджык на кö олiс вöльнöй сьвет вылас сылöн медся радейтана, медся муса да медся дона мортыс... Ыджыд мамыс. Сöмын сылöн мелi киясöн байкöдöмöн да сьöд пывсянын кыдз пу корöсьöн пывсьöдöмöн и сувтiс ёна нёрпалысь внукыс кок йылас. Пыр на со ыджыд мамыс детинкалöн син водзас, и Витя некор оз вунöд сiйöс. Майбыр, кутшöм лöсьыд олöм вöлi шань, небыдик сёрниа бабыскöд. Эз бара-й некор горöдлы Витя вылö, ог нин шуöй ёрччыштöм либö матькыштöм йылысь.
«Чеччы жö, Витюк, чеччы, ичöт пи!»— садьмöдö пöлатьын чöскыда нистысь внуксö гöбöчвыв пос вывсянь Опонь Наста. Сiйö лэдзöма нин джоджö кысян кöлуй тыра кудсö, сiйöс пуктылö пöлать дорышас, мед детинка войнас оз усь пöлатьсьыс.
Витяöс бабыс пöлатяс и узьтöдлö, а оз аскöдыс крöватьын. Аслыс öд войяснас оз узьсьы, бергалö вольпасяс, тшöкыда на и чеччывлö юкалысь ки-коксö зыралыштны. Сэсся öд, веськыда кö шуны, пöлатяд тöвъяснад медся на и шоныд... Войнас кö быттьö чужъялан шебрастö, весиг сэки он кынмы. — «Мый нин вöталiн, дитя?»
Витялы абу на и окота чеччыны, весиг дöзмыштö ыджыд мамыс вылö... Сэтшöм öд мича вöт буретш вöталiс, а торкис со. Детинка чöскыда очсыштö да восьтö сöдз лöз синъяссö.
Но вот, пыр тадзи!.. Сöмын на Витя гачтöгыс, ас кодьыс жö детинкаяскöд келалiс кунва кодь шоныд ваа ляпкыдик юын, а ывлаас вöлi гажа, лöсьыд: лэбачьяс гöгöр дзользьöны, бобувъяс лэбалöны, катшасин да быдсяма дзоридзыс воссьöма. Майбыр, кутшöм мича гöгöр! А садьман, да бара: гожöм пыдди ыджыдалö тöв, гöгöр лым толаяс тэчöма, юяссö дорöма йиöн да юр вывтiыс кыза шебралöма еджыд лымйöн.
«Чеччы да исясь, дзöля пи,— надзöникöн, небыда мургысь гöлöснас сёрнитö ыджыд мамыс. Сэсся Витялысь вольпасьсö видлöм бöрын содтö:— Аддзан, войнад садьмöдлi, да талун вольпасьыд кос. Давай, мыссьышт да сёйыштам. Ме пöжасьны нин удитi, небыд няньнад картупеля роктö панялыштам»
А Витя весиг оз и помнит, збыль-ö бабыс войнас ciйöc кыпöдлiс.
«Нюжйöдлышт первой, сэсся и чечча»,— мудера нюмъялö Витя да вильыша вевттьысьö шебраснас.
«Нюжйöдлыштны колö сьöлöмшöрсö?— вашъялö пиньтöм вомнас Опонь Наста.— Но, сiдзкö, ню-ужы, ню-ужы, ню-ужы. Исьыс-какыс у-улö-у-улö, шудыс-бурыс вы-ылö-вы-ылö»!— гöлöссö вöсньöдöмöн да нюркйöдлöмöн шуалö ыджыд мамыс да косьмöмысла вöснялöм кияснас нюжйöдлö внуксö, зыралышталö кияссö да кокъяссö, а детинка вом тырнас воча вашъялö, сылы сэтшöм лöсьыд! Тöдö нин öд Витя челядь вежöрнас, мый тадзитö нюж-йöдлöмысь пö ыджыда быдман.
«Эн тэрмась, мед он усь лэччигад»,— öлöдö ыджыд мамыс, а ачыс кияссö нюжöдöма, дась кутыштны, кор Витя брус кузя кыссьö гöбöч вылö. Сэнi нин детинка пасьталö дöрöмсö да гачсö. Корсьö паччöр вылысь гын сапöг да дзумгö ичöтик кокöньяссö шоныд да небыд, ас вурунысь гындöм руд кöмъясö.
«Тайö мамыдлöн на гын сапöгыс, Гыньдей Вась, шонъянöй, гындылiс. Эг шыбит да, лöсьыда видзöмнад-утъялöмнад и тэныд со шогмисны».
Гöбöч дорö ичöтик чуньяснас зiля кутчысьöмöн, Витя лэдзö кокъяссö да воö вылыс тшупöдö, сы бöрын нин улысас, кытысянь и чеччыштö мичаа мыськалöм джоджö.
«Лок, исясьышт»,— ыджыд мам лэдзис улöс вывсьыс лöкань. Сэтчö Витя жборгыштiс, да бöр ыджыд мамыс лэптiс места вылас.
«Во имя отца и сына, и святого духа, аминь,— лыддьöдлыштö асъя молитвасö ыджыд мам Витяöс мыссьöдiгöн.— Вот... Первой кекеньястö мыськыштам, сэсся чужöмтö, вот тадзи, мед тэ миян мича да шань детинка быдмин, а эн кутшöмкö порсьпи кодь няйтöн. Сэсся чышкысьыштам лöсьыда».
Ыджыд мам косöдic Витялысь кияссö да чужöмсö сöстöм ки чышкöдöн.— «Öнi позьö и нямыштны. Лок, дитя, пуксьы пызан саяс».
Дзоридзьясöн серпасалöм, важиник, вушйöм клеёнкаöн вевттьöм пызан вылын руалö пражитöм картупель, блюд вылö тэчöма банйöм небыд кöвдумъяс. Водз чеччö ыджыд мамыс, удитöма нин со пачсö ваймöдны и пöжасьны. Витя кöсйö видзöдлыны öшинь пыр, но стеклöыс кыза гыöртöма: кöдзыдыс мичаа серпасалöма кутшöмкö мойдкывйысь сук вöр, и сы сайын дзик нинöм ывлаас оз тыдав... Весиг öшинь ворйö лэччыштöм ваыс кынмöма. Витя пöлялыштiс стеклö вылас, но йиыс эз и думайт сывны. Сэки ичöт мортыд пуктiс сэтчö ки лапасö да недыр кутыштiс, мыйта вермис, и стеклö вылас зэв лöсьыда артмис ки туй. Быд чунь петкöдчис.
«Эн, дитя, вöрöд ciйöc, ой-ёй вöд кокньыда кын стеклöыд потö да...» — «Ыджыд мам, талун кöдзыд?» — «Кöдзыд, дитя, кöдзыд».— «Дадьнад ыслалыштны оз позь?» — «О-оз! Рытланьыс кö оз ньöръёвтышт неуна, талун керкаысь некытчö эн вöрзьöдчы, изöймитан».
Витя пукалö пызан сайын, надзöникöн панясьö да думайтö ыджыд думсö. Ёна жö шань сылöн ыджыд мамыс, сэтшöма Витяöс радейтö: сёрнитö век небыдика, некор гöлöссö оз кыпöдлы. Эз на кывлы детинка сысянь лёк кыв. Да и Витя радейтö ыджыд мамсö. Бур, кор эм ыджыд мамыд! Мамöн на шусьылö, кор мамыс гортас абу.
«Мамö эз на волы»?— юалiс Витя, кор дум вылас уси мам-ыс. — «Э-эз». — «А кöнi нö ciйö?» — «Код тöдас, кöнi ciйöc мутиясыс кыскалöны...».
Витя оз тöд, кодъяс лоöны сэтшöм мутиясыс, да чайтö, мый тадзи нимтöны юысь мужикъясöс, пыр тай накöд шöйтö мамыс-а.
Лун сьöмöснас нин Порö Марья мыччысис гортас. Кыдзи и пыр, синъясыс гудырöсь, тшыгöсь. Том на, а пиньясыс оз нин судзсьыны вомас, но сiйöс таысь дзик ньöти оз шогöд.
Некор на Витя эз аддзыв мамсö платтьööн, пыр кутшöмкö руд, няйтчöм гача. А кутшöм окота эськö пиыслы, мед мамукыс бур йöз водзас петалic мукöд аньяс моз жö мичаа пасьтасьöмöн. Видзöдлан сэтшöм вылас, кодi садь юра, оз куритчы, лöсьыда пасьтасьöма, юрсö вылö лэптöмöн тшолкйö-мунö туй кузя, и сьöлöм вылад кокньыдджык лоö.
«Воин!? Убöлитiн жö аддзöдлыны питö да мамтö?— дивитана довкйöдлiс юрнас Опонь Наста.— Ок эськö, водтöдны тэнö, гачтö лэдзны да вöсньыдик нюдз ньöрйöн бура жбонкйыны, мед гöгöрвоин, мый тадзи овны оз позь... Но сёр нин тай. Велöдсьöма менам... Кöть мед письыд яндысин! Меысь да бур йöзсьыс эськö он нин родышт да... Пуксьы да сёйышт кöть, вир тшыг кöнкö шöйтан!»
Витя пуксис мамыскöд орччöн, видзöдö мамыслöн мудзöм да ропмунöм чужöм вылö, и жальыс петö. Детинка ичöтик кияснас кутыштö мамсö коскöдыс, топöдчö сы бердö да юалö: «Мутияссьыд пышйин?»
Мöдыс гöгöрвотöма видзöдö пиыс вылö, но век жö ньылыда-лö:— «Пышйи» — «Эз суöдны?» — «Э-эз.» — «А татысь оз аддзыны?— и Витя ачыс аслыс жö вочавидзö:— Ми игнасям да огö лэдзöй...»— и небыдика малыштö мамыслысь сынавлытöмысла гынмöм юрсисö.
Нинöм шуны, лöсьыд вöлi овны Витялы ыджыд мамыскöд. Но быдторлы тай пом, вöлöмкö, воö.
Öти асылö некод эз садьмöд детинкаöс... Палялiс коркö ачыс. Недыр куйлыштiс на куньса синъясöн, пöткöдчис мича вöтнас. Кöть шебрас улас вöлi шоныд, Витя кылiс, мый куйлö лапыд вольпасьын. Сiдзкö, ыджыд мамыс тавой вунöдiс садьмöдлынысö. Мыйкö и керкаас лöнь, оз кыв пач ломтысян трачкöдчöмыс, оз кыв и ыджыд мамыслöн пачводзас ньöжйöникöн тапъялöмыс. Талун со весиг стенын öшалысь часiлöн точкöмыс оз кыв. Витя радейтö видзöдны часi вылас: сы вылö серпасалöма ошъясöс, кодъяс ворсöны вöрын, шöри чегöм пу дорын. А öти ошпи весиг кавшасьöма пу вылас. Часiыслöн кывйыс öтарö-мöдарö блонъялö: öтарö — точнитö, мöдарö — тiчнитö. Оз и мудзлы. Быд асыв ыджыд мамыс кыпöдö гирасö, а мöд асывнас, видзöдан да, бара нин лабич дорöдз лэччöма, колö кыпöдны. Лэптiс юрсö Витя, видзöдлiс асъя рöмыдын омöля на тыдалысь часi вылö да аддзис, мый гираыс дзикöдз лэччöма, весиг люкасьöма лабичас. Та вöсна, тыдалö, и оз точкы. «Ыджыд мам»!— вольпась вылас пуксьöмöн чукöстiс Витя, но гöбöч вылын куйлысь бабыс эз вöрзьöдчы. Сэки детинка кыссис брус кузя, лэччис гöбöч вылö.
«Вот тай... Талун ме ыджыд мамукысь водзджык чеччи, пасьтася да пальöда, кыдзи менö чуксавлö асывнас!»
Детинка надзöникöн пасьтасис, гын сапöгасис да ыджыд мам дорас инмöдчывтöг ньöжйöникöн ачыс лэччис джоджö. Первой лабич дорö матыстчис да часi гирасö лэптiс, кыдзи быд асыв вöчлiс ыджыд мамыс. Но часi кывйыс эз котрав. Сэки Витя вештыштiс кывсö боквыв, лэдзис, и часi мöдiс точкыны, быттьö нинöм абу и лолöма.
Та бöрын вöлисти нин кайис гöбöч вылö да надзöникöн шыльöдыштiс ыджыд мамсö дзормöм юрöдыс аслас небыдик киöн: «Ыджыд мамук, чеччы, пальöдчы...»
Но бабыс эз вöрзьöдчы.
Тшук колö нюжйöдлыштны, думыштiс детинка, кыдзи ыджыд мамыс быд асыв пальöдö асьсö Витяöс.
«Ню-ужы, ню-ужы, ню-ужы... Исьыс-какыс улö-улö, шудыс-бурыс вылö-вылö»,— ичöтик кияснас нюжйöдлыштiс детинка пöрысь мортöс.
Но и та бöрын мöдыс эз садьмы, а морöс вылас лöсьыда кресталöм киясыс вöлiны йи кодь кöдзыдöсь. Повзис сэки Витя, да и вöлi мыйысь повзьынысö. Мый ciйö öнi кутас вöчны? Гöгöрвоис öд — ыджыд мамыс кулöма. Бöръя кадас ёна нин гаравлiс кулöм йывсьыс. Пуксяс вöлi внукыс дорö, топöдас ичöтик быдтассö морöс бердас да сiдзи и кынмылас быттьö. Шыльöдыштас Витяöс шабдi кудель кодь небыд юрсиöдыс, ыджыда-ыджыда ышловзяс да шуас: «Кула да, мый бара-й тэкöд лоас-а, дитяöй?» И пыр жö тэрыба юр кöртöднас синъяссö чышкалыштас да енув пельöслань бергöдчöмöн пернапас чöвтас... А Витялы дзик гöгöрвотöм сылöн шогсьöмыс. «Кыдзи нö эськö кулöны?»— юалас вöлi ыджыд мамыслысь. «Лолыд петас дай ставыс»,— вочавидзö мöдыс. «А мыйла йöзыс кулöны?»— ачыс ассьыс нин быттьö юасьлiс Витя. И друг сылы юрас воис сэтшöм мöвп, мый воас кад, и сiйö — Витя — тшöтш кулас. Да тайö жö оз вермы лоны! Быдсöн повзис сэки детинка, синваыс визувтны мöдiс. «Ыджыд мамук! А ме?.. А ме öмöй тшöтш кула!?» — «Тэ о-он! Тэ нö мыйла кулан? Тэ век кутан овны, некор он кув!»— вочавидзис сэки бабыс, и Витялöн пыр жö лöнис кытöнкö сьöлöм дорас чужлöм дойыс.
И со тай, ыджыд мамыс кулöма, а Витя ловъя. И мый öнi сылы вöчны? Дум вылас уси, кыдзи коркö, кутшöмкö праздник дыр-йи, на ордö кежалiс Öлеш Марья, пöрысь морт жö. Найö вель дыр ыджыд мамыскöд пукалiсны, юисны чай да сёрнитiсны ас костаныс. Волiсны и кулöм йылысь сёрниö. Сэки Öлеш Марья, пиньтöм вомнас небыд шаньга аклялiгтыр, кайтiс: «Кулан дай он ло...» Ыджыд мамыс та дорö содтiс: «Дзебасны, оз косьтыны».
А кытчö дзебасны, Витя тайöс сэки эз и гöгöрво юавны. Töдic кö, мый тадзи лоас, эськö юалiс-а, кытчö колö дзебнысö. Öнi и юавнытö некодлысь.
А друг абу на кулöма? Мыйла водзвывсö шогсьыны.
Витя бара на кавшасьлiс гöбöч вылас да лов шысö кутöмöн кывзыштiс, лолалö оз ыджыд мамыс. Некутшöм шы эз кыв. Збыль, буракö, лолыс петöма. Но петiс кö, то сiйö кöнкö керкаын, öдзöссö öд Витя эз на восьтлы. А колöкö, керка пытштiыс ветлöдлыштас лолыс да бöр на пырас ыджыд мам пытшкас? Сöмын öдзöссö оз ков восьтны, мед оз уйкнит посводзö, а сэсянь и ывлаö. Сэки сэсся этша нин кутан сiйöс!
Керкаыс вöлi кöдзыд. Витя, мед шоналыштны, пасьталiс пальтосö... Пальтоыс öд мамсяньыс жö кольöма. Тешкодь весиг, мый коркö мамыс Витя ыджда жö вöлöма.
Пасьтасьöмнад вöлi тöдчымöн шоныдджык, но кутiс сюмавны кынöмыс... Да... Ыджыд мамыд öнi оз кор пызан саяд, колö аслыс корсьысьны... Детинка матыстiс пачводз дорö улöс, видзöдлiс печурка вылын сулалысь чугунö. Сэнi ыджыд мамыслöн пыр вöвлi пуöм картупель. Босьтiс кыкöс, пуксис пызан сайö, мичаа кулис да сов дозйö чутйöдлöмöн зэв на чöскыдпырысь и сёйис нянь сорöн.
Кынöмсö пöткöдöм бöрын Витя бара кайлiс гöбöч вылö, видзöдлiс ыджыд мамсö: колöкö, лолыс пырис нин. Но бабыс эз лолав и эз вöрöшитчы внукыслöн легöдöмысь, и киясыс вöлiны öнтая моз йи кодь кöдзыдöсь. Мый вöчан, колö виччысьлыны. Дыр-ö сэсся лолыс керка пытштiыс лэбалас? Вермас лоны, дзик öнi ас местаас жбыркнитас... А друг да рытöдз шландайтас, Витя тай ылавлö вöлi ывлаад ворсiгöн, оз жö гöгöрво гортас пырны...
Кытi нö эськö бöрсö пырас? Дерт, кöнкö, вомöдыс. Сiдзкö, колö, мед вомыс восьса вöлi. Витя видзöдлiс ыджыд мамыслöн калькалыштöм вом вылö да пасйис аслыс, мый лолыслы пырны тырмымöн восьса. Нинöмысь, сiдзкö, и повны.
Кильчö öдзöсö кодкö таркнитiс. Öтчыд дай мöдысь. Öдзöс восьтны оз позь, вермас лоны, тайö мутиясыд локтöны. Да и лолыд ыджыд мамыслöн пышъяс.
Кодкö, кылö, локтiс öшинь улö да тур-таркерис öшинь таскас, весиг мыйкö гopöдic на. Витя котöрöн кайис пöлатьö да вевттьысис юр вывтiыс. Нинöм вылö некодлы оз восьт! Мед, колöкö, йиркöдчöны кöть мый дыра. Ыджыд мамыслöн кильчö öдзöссö пыкöма потшкöн, асьныс восьтны оз вермыны!
Мутияс гольгисны öшиньö и öдзöсö öтпырйö, да сэтшöма, мый весиг керкаыс дзöрны пондiс. Витяöс дзикöдз полöмыс топöдiс, шымыртiс ставнас. Детинка пыр ёнджыка гартчис шебраснас да жмитчис пöлать сэрöгö дзик нин пельöсас. Но сiдзсö гораджыка на кылiс мутияслöн камгöмыс. Кытчö и воштысьны? Кытчö и дзебсьыны?
Быттьö чашмунi, гурйыв воссис керка öдзöс. Татöнöсь нин, кылö, омöльясыд, керкаынöсь. Витя повзьöмвывсьыд лёкгоршöн ча-рöстiс и воштic садьсö.
Палялiс детинка, кор сылысь, ичöт кагалысь моз, пöрччисны кöтасьöм гачсö. Ставыс Витялöн вöлi люсмöма, кикокыс лигыш-мунöма, юрыс жувгис-висис, а пельясас быттьö жыннян бовгис. Кыпöдчыштлiс, кытшовтöдiс нинöм гöгöрвотöм синъяснас ас гöгöрыс, и юрыс бöр лётмунiс юрлöс вылö.
Бара воис Витя ас садяс, кор кодкö сiйöс юрöдыс кинас кутыштöмöн пань помысь юктöдiс чöскыд кöра шоныд ваöн. Керкаын ноксисны некымын нывбаба да гоз-мöд мужичöй. Витя тöдiс найöс: ставныс орчча керкаын олысьяс. Гöрдöдöм син доръяса нывбабаяс чышкалiсны синванысö: «Дзикöдз детинасö тшыкöдöмыд. Мамöн нöшта шусян!— скöра шуалiс Порö Марьялы орчча керкаын олысь нывбаба, Васька Еле.— Кытöнкö шöйтан, а мамыд то кулöма... Детинаыд тайкö йöймас! Мый бара-й думайтан-а? Пытшкöссяньыс кильчö öдзöсыд игана вöлi, да картаöдыс ковмис пырны.» — «Мамук, а ыджыд мамыдлöн лолыс петöма,— мамыслань кияссö нюжöдiс Витя.— Ме эськö öдзöссö эг восьтлы да, мед ывлаас оз пышйы...» — «Кодi оз пышйы?— эз гöгöрво Порö Марья.— Ыджыд мамыд сэсся некытчö нин оз пышйы, котравсьöма сылöн»
Ёна жö гöгöрвотöмöсь гырысьясыд, налы öтитор висьталан, а дзик мöдтор кылöны. Та мында йöзыд пырис да, дерт, лолыс удитiс пышйыны ывлаöдз, сэсся ыджыд мамыс öнi кысь нин бöр ловзяс.
Витя кыпöдчис вольпась вывсьыс да чеччис. Юр жувгöмыс вочасöн лöньыштiс. Ыджыд мамыс гöбöч вылас эз нин вöв. Сiйöс водтöдöмаöсь улöсъяс вылö öшинь дорö. Детинка матыстчис муса мортыс дiнö, надзöникöн шылькнитiс уна чукырöн серлöдлöм чу-жöмсö. Опонь Насталöн юрладорас, ичöтик пызан вылын, шыдöс тыра стöканын, öзйис сись. Сиськыс йöзыскöд тшöтш бöрдiс: кадысь кадö войтышталiс синваыс да дзик йинёнь моз сибдалiс-кынмис шыдöс вылас. Визувтiгас дзик ва кодь, а кынмас, да едждö. Би кывйыс öтарö-мöдарö веглясьö да трачкöдчö. «Кусас оз, пöльыш-та кö?» И Витя пöльыштiс би вылас, а би кывйыс пыр жö вегыльтчис мöдарланьö да кусiс, сöмын вöсньыдик сунис кодь тшынтор кайис вывлань.— «Эн пöляв! Оз позь!»— пыр жö вомалiс Витяöс кодкö пöрысьяс пиысь да выльысь öзтiс сисьсö.— «Эськö детина-сö колö петкöдлыны татысь, мед олыштас миянын Сьветöкöд, а то кынмас танi»,— вöзйö насянь неылын олысь нывбаба, кодлысь нимсö Витя сiдзи эз и вермы корсьны аслас паметьысь. Витяöс пасьтöдöны да нуöдöны неважöн на вöчöм выль керкаö. Мыйыс сöмын, вöлöмкö, сэнi абу! А чачаыс сы мында! Сьветöсö Витя тöдö: сыкöд öти арлыда нывка, гожöмнас öтлаын лыаöн ворслiсны, пöжалiсны кöвдумъяс да кöлачьяс.
Пöрччысьöм бöрас Витя пыр жö кöсйö уськöдчыны чача тыра ящик дорö, но сiйöс медводз пуксьöдöны пызан сайö да вердöны.
Збыль, вöлöмкö, кынöмыс ёна нин и сюмавлöма... Витя сёйö и сёйö, и некыдзи оз пöт. Та мындасö ciйö некор на эз сёйлы. Сэтшöм чöскыд, вöлöм, йöзыдлöн сёяныс. Быттьö и оз нин кынöмыс сюмав, а синмыслы пыр на колö. Медбöрын рушкуыс брунакывны кутiс, нöшта кö неуна, и бöрöн петас. Детинка жальöн видзöдлö чöскыд сёяныс вылö да сьöкыда чеччö пызан сайсьыс. Сiйöс кыскö на ветлыны чачаяс тыра ящик дорö, но синъясыс лазъялöны нин, сiдзи асьныс и куньсьöны... Со нин сiйöс небыд кияснас юрöдыс шыльöдö ыджыд мамыс, муса гöлöснас шуалö: «Водыштлы, дитя, шойччышт»... И Витя надзöникöн пöрö чача ящикыс дорö.
Опонь Настаöс дзебан лунö кöдзыдысла шлочкöдчисны-потласисны весиг керка керъяс. Ывла вылын дыр овны некыдзи эз позь, верман дзикöдз изöймитны. Витя пасьтасьöмöн куйлiс пöлатьын, öд керкасö эз ломтывны. Пöлатьсяньыс и видзöдiс пырысь-петысьяс вылö.
Ыджыд мамыс куйлiс улöсъяс вылö пуктöм гортйын: дзик сэтшöми, кутшöмöн вöлi гöбöч вылын. Нэм чöжыс пыр мыйкö нокысь, косьмöм киясыс öнi куйлiсны морöс вылас. Веськыд киас кутшöмкö бумага, морöс вылас неыджыд öбраз, а юрсö гöгöртöма векньыдик бумагаöн, быттьö тай öшинь дор клеитанаыс, сöмын гижöда-серпаса. Юрладорас сотчис сись. Витя öнi тöдiс нин, мый пöлявны сы вылö оз позь — кусас.
Ыджыд мамыс бердын сулалiс тöдтöм баб да гopaa, нюжйöдлöмöн мыйкö лыддис важысла бонзьöм небöгысь. Лыддяс-лыддяс, сэсся сьылыштас: «Господи помилуй! Господи помилуй! Господи помилуй!» Тайöс жö сьылышталiсны и мукöдыс.
Сьöд чышъяна, шог чужöма Порö Марья быд пырысьöс корлiс пызан дорö да юктöдлiс пöсь чайöн. Нывбабаяс воалiсны эз куш киöн, быдöнлöн сьöрсьыс кутшöмкö сёянтор. Кодкö шаньга да кöвдум, кодкö мыйкö мöдтор вайöма.
«Мыйкö тай дыр жö оз локны гу кодйысьясыс»,— майшасьöмöн шыасис öти нывбаба, кодi олiс дзик орчча керкаын да тшöтш отсасис Порö Марьялы пызан дорын. — «Пыдöдз, тшук, муыс кынмöма. Абу öд гожöм.» — «Кымынысь шонъянöй Опонь Наста шулiс, мед пö эськö oг жö тöлын кув. Мед пö оз жö ме понда мужикъяслы ёна мучитчыны ковмы, мед сыв муö жö сюясны,— шога шуалiс Öлеш Марья, кодi пукалiс дзик горт бердас да пыр мыйкö лöсьöдышталiс вöвлöм нывъёртыслысь.— А со тай, эз, буракö, Енмыд кыв сылысь корöмсö. Медся кöдзыд кадас ас дорас босьтiс... Ойя, кутшöм öд мича вöлi том дырйиыс, ёна и сьывлiс мыла гöлöснас, ёна и йöктывлiс... Ок-ок-ок, кытчö бара-й сiйö кадыс кольöма-а?»
Кадыс мунiс ньöжйö. Витялы гажтöм лои пöлатьын куйлыны, бергöдчис мыш вылас да мöдiс видзöдавны пöтöлöксьыс увъяссö... Со тайö увъясыс — быттьö парма. А танi со мужик черöн мунö. Дерт, пес керавны. А мöд мужик водзджык сыысь воöма да мыр вылö пуксьöмöн виччысьö сёрмысьсö... Со найö öтлаынöсь нин лоины да кыкöн водзö мунiсны сёрнитiгтыр. На бöрся мыйлакö вöтчис и Витя: сылöн пельпом вылын тшöтш ичöтик чер.
Тайö кадö кылiс кильчö помын грымöдчöм, и Витя садьмис. Унмовссьылöма сылöн, вöтасьö вöлöм. И Витя бара бергöдчис кынöм вылас да öшöдic юрсö увлань, мед видзöдлыны, кодi нин локтiс. Керкаö сьöрсьöн-бöрсьöн пырисны сёйöн няйтчöм паськöма нёль мужик.
«Вай личöдчöй да матыстчöй пызан дорас, дзикöдз тшыгъялiнныд, кöнкö, кын мутö йиригöн»,— корöны найöс пызан гöгöр ноксьысь нывбабаяс.
Мужикъяс пöрччысьöны...
Витяöс чуймöдö, мый татшöм кöдзыд дырйи гу кодйысьяс пöсялöмаöсь, юрсиясыс ваöсь — ру весиг кайö. И найö оз öшлыны купайкаяссö тувйö, а сiдзи и шыблалöны порог дор джоджас. Тэрмасьтöг, майтöгöн мыськöны кияснысö да пуксялöны пызан дорö. Мукöд йöзыс, кодъяс таöдз пукалiсны, тэрыба прöстмöдöны налы лабичьяссö.
«Вай пуксьöй, морт стопкаöн юыштöй мудз выланыд да пöсь шыдсö паньыштöй... Ёна джуджыда кынмöма?» — «Джуджыда. Матö метра лöмъясöн клёнгыны лои, кытчöдз сыв муыс эз во.» — «Аттö, то öд, дыртö эз лымъяв да...»
Гу кодйысьяс тотшнитчытöг юисны ассьыныс стопкаяссö да зiля уськöдчисны панясьны. Витя радейтö видзöдны уджалысь йöзлöн сёйöм вылö. Сылы кажитчö, кутшöм азыма найö ыджыдсьыс-ыджыда курччöны няньсö да, мед шыдыс эз кисьтась пызан вылас, шöрöмсö пань улас кутöмöн панясьöны. Тайö абу прöста олысьяслöн сёйöмыд, кодъяс тай дышиника вайöдасны паньсö вом дорас да быттьö кутшöмкö ёна кажитчытöм удж вöчöны, этшаникаöн чурсниталöны. Сэтшöмъясыслöн сёйöм вылад дыш весиг и видзöдны.
Здукöн кушмисны шыд тасьтiяс зiль мужикъясыдлöн. Найö аттьöалiсны вердысьясöс да чеччалiсны пызан сайысь.
«Вайöй сэсся петкöдамöй, а то он и тöдлы, пемдас»,— шуис на пиысь медся олöмаыс.
Мужикъяс кодзувкотъяс моз кутчысисны гортйö, кыпöдiсны и петкöдiсны Витялысь ыджыд мамсö. Нывбабаяс та дырйи кызвыныс бöрддзисны. «Со и эновтан, Настукöй, ассьыд шоныд кер-катö-ö-ö. Нэм чöжыд пыр уджалiн, костö веськöдлыны эн слöй-мывлы-ы-ы. Дöваöн водз колин, да эн бара-й мукöдъяс моз лёк олöмланьö сетчы-ы-ы, бур и паметь колин ас йывсьы-ы-ыд... Но мый сэсся вöчан? Енмыслы, тыдалö, колöны жö бур йöзыс,— лыддьöдлiгмоз колльöдiс öдзöс сайöдз Опонь Настаöс Öлеш Марья.— Ме шойна вылöдзыс oг нин вермы кайлыны да керка-мöд и муна тэкöд, Настукöй. Сэсся öд и менам кад воас, да мöдар югыдас и аддзысям. Век кежлö нин, дона пöдругаöй».
Витя öдйö лэччис пöлатьсьыс да тэрыба петiс йöзыс бöрся...
Керкадорса туй вылын вына моторнас эралiс ыджыд кöлесаяса грузöвик. Мужикъяс кыпöдiсны гортсö кузов джоджас. Улöсъяс вывсянь сэтчö жö, мужикъяс отсöгöн, кыпöдчисны Витялöн мамыс да матысса рöдвужыс, пуксялiсны лабичьяс вылö. Машина тутöс-тiс да надзöникöн мöдöдчис туй кузя. Йöзыс чöла вöрзисны сы бöрся.
«Витюк, вай, дитя, пыр керкаас, кынман танi. Аддзан öд, кутшöм кöдзыд!— детинкаöс бöрсяньыс кокньыдика йöткалiгтырйи Васька Еле пыртiс сiйöс керкаö.— Лок, дитя, пуксьыв пызан саяс да сёйышт. Тэ йылысь öд дзикöдз вунöдiсны. Кынöмыд, тшук, гуръялö нин? Кöсъян сёйнытö?»
Витя сöгласа гогнитiс еджыд юрнас. Сылöн сёйигкостi Васька Еле да нöшта куим нывбаба, кодъяс кольччисны горт овны, тэрыба идрасисны, мыськалiсны джоджъяс, ломтiсны пач да пусис-ны. Витя сöмын чуймалiс, кутшöм зiля найö ноксьöны: киясыс сiдзи и пуöны. А нывбабаяс лöсьöдiсны пызан, мед бöрти морт ногöн бура колльöдны мöдар югыдö мунöм Опонь Настаöс.
...Ыджыд мамсö дзебан лунö Витялы бöръяысь сюрлi пöттöдз сёйны. Первой кадсö ыджыд мамыслöн чукöртлöм кутшöмкö да кутшöмкö нуртор сюрыштлiс на, но регыд и сiйö быри, öд мамыс и сёянсö новлiс да донтöм донысь вежлалiс «Троя» вылас.
Водзтi на ордö эз пыравлыны код юра мужикъясыд, ыджыд мамыс найöс матi берегö эз сибöдлы. Öнi мамыслы райыд и воссис: керкасьыс эз и петавлыны дульсъялысь, мисьтöм чужöма да пеж вома дядьöяс. Витя кыз кадсö коллялiс паччöр сэрöгын да пöлатьын, кытысянь гусьöн кыйöдчис пызан дорын сульзьысьяс бöрся.
Но öтчыд на ордö пырисны некымын морт. Тайö вöлiны мичаа пасьтасьöм да сöстöм чужöмъяса нёль нывбаба да погонъяса-югыд кизьяса милиционер. Порö Марь буретш важöн нин идравлытöм няйт пызан сайын пукалiс ас коддьöмъяскöдыс.
«Видза оланныд»!— öдзöс дорсянь чолöмасисны пырысьяс. Пукалысьяс бергöдiсны наланьö нинöм гöгöрвотöм чужöмъяссö да мый вермöмсьыс зiлисны петкöдлыны, мый найö дзик садьöсь и пызан сайын мунö зэв сюсь, бур йöз костын сёрни.— «Пырöй, прöйдитöй,— видлiс кыпöдчыны Порö Марья, но та вылö выныс эз тырмы, и бöр шлёпкысис да сöмын былялöм синъяснас бергöдчыштiс локтысьяслань.— Волывлытöм гöсьтъяс тай талун кыськö усины».
Пырысьяс матыстчисны пызан дорö: «Ми локтiм тiянö эгö прöстö сiдз, а комиссияöн. Видзöдлыны, кыдзи тi, Мария Николаевна, оланныд, кыдзи видзанныд пинытö,— заводитiс сёрнитны лöз пальтоа, пушыд воротника нывбаба.— А кöнi нö тiян кагаыд?» — «Менам ставыс бур, а кагаыд то — паччöрын... Вердöма-юкталöма, кöма-пася».
Гöсьтъяс бергöдчисны паччöрлань да аддзисны пельöсланьыс мышкöн йöршитчöм Витяöс. «О-о! Да танi дзонь мужик, вöлöмкö, дзебсясьö, а ми пырсö эгö и казялöй,— нюммунiс югыд погонъяса милиционерыд да нюжöдiс кияссö Витялань.— Лок, инö, лэччыв да сёрнитыштам».
Но Витя повзьöм синъясöн сöмын бöрыньтчис и бöрыньтчис пыдöджык, кытчöдз мышнас эз пыксьы стенас. Медся ёна полiс, мый öнi тайö тöдтöм мортыс каяс паччöрас да кватитас сiйöс. Вомыс Витялöн вежыньтчис, синва чепöсйис, вот-вот бöрддзас. Милиционер аддзис тайöс да эз и кут водзö матыстчыны кага дорö.
«Ноко, Мария Николаевна, петкöдлöй, мый талун пуинныд кагаыдлы, мыйöн вердiнныд?»— водзö юасис лöз пальтоа аньыс.— «Ме пуси... унатор пуи...— лёзь юрсö пыркöдöмöн пычкалiс ас пытшсьыс Порö Марья.— Кагатö менам эм на мыйöн вердны. Оз на менам Витюкыд мукöд мамъяслöн челядь моз тшыгъяв».— «Петкöдлöй!»— эз лэдзчысь нывбабаыд.— «Тонö пачводзын, чу-гунас, шыд ий, рок ий... ставыс эм. Ti мый, чайтанныд, мый менам нинöм абу,— нярган гöлöсöн лыддьöдлiс сiйö.— Öтка нывбаба кö, сэсся дзик нин некытчö шогмытöм али мый?» — «Taнi чугунъясыд ставыс кушöсь! Абу и пусьылöмныд талун да...— нывба-баыд пачводзысь дозмуксö видлалiс нин.— А мыйыськö сёянтö пуны кöть эм абу? Кöнi тiян шыдöсъясыд? Яйыд ли картупельыд? Йöвтö кöть ньöбланныд онö кагаыдлы?»
Порö Марья люг-легкерис пельпомъяснас, быттьö ciйöc чушкисны юалöмнас: «Кыдз нö oг! Ассьым кагаöс oг жö тшыгйöн видз... Тöрыт на «Сникерс» ньöблi!» — «/двакö... Мыйкö менам некутшöм эскöм абу тiян кывъяслы».— «То, локтöмаöсь жö кыськö ышö-пашöяс!— шыасис пызан сайын пукалысьясысь öти.— Кутшöм тiянлы делö, мыйöн мам вердö ассьыс писö? Кодi тiянöс татчö корис?» — «Да!— лазгöдöм синъяссö шармöдiс мöд мужик.— Тi торкинныд конституция! Сэнi мый гижöма? Непри... непри... кыдз нин? Порванносьт жилища! Вот так!»
Но налысь некод эз кывзы, сöмын милиционерыс матыстчыштiс пызан дорас, копыртiс юрсö да надзöник, но гöгöрвоана сöдзö-дiс: «Час, ме петкöдла тiянлы «порванность жилища!» Вай ушымгайтчöй тась кыкнанныд да вöчöй сiдз, мед ме тiянöс дыыр корси! Кылiнныд?» — «Ми мый? Ми нинöм... Мунам нин,— дорса мужикыс мыжа морт моз чеччис лабич вывсьыс да петiс. Мöдыс вöтчис сы бöрся, сöмын чеччигмозыс пызан вывсьыс зепталiс джынъялöм «Троя» доз.— Часьливо».
Мöд нывбаба, кодi вöлi тöдчымöн томджык лöз пальтоасьыс, сувтiс паччöр приступка вылö да зэв мелiа шыасис: «А кыдзи нö тайö мусаник детин-шмаксö шуöны?» — «Витяöн,— муртса кывмöн нурбыльтiс детинка. Тайö мича нывбабасьыс Витя ньöти эз повзьы, öд сiйö вöлi мойдвывса фея кодь еджыд юрсиа. «Витя-öн? А кымын арöс нö тэныд?» «...Вит»,— збойджыка нин воча-видзис зонка. «Витя? И вит арöс? Кутшöм тэ шань да вежöра вö-лöмыд!— и нюжöдiс кисö Витялань. Детинка эз бöрыньтчы, сылы нöшта на кажитчис тайö тьöтöыс.— Лок матыстчыв да сёрнитыштам».
Нывбаба босьтiс детинкаöс ки вылас. Витя кылiс сысянь öвтысь чöскыд дуки дук. Татшöм дукъясыд сылысь нырсö эз на гильöдлыны.
«О-о! Тэ тай нö дзик ва! Марья Николаевна! Детинаыдлöн гачыс кöтасьöма, мыйла нö он веж? Кöнi кöлуйыс?— дивитiс сiйö Витялысь мамсö, а сэсся шыасис Витя дiнö:— И кынöмыд, кöнкö, сюмалö ичöт пиыслöн? Да öд? Мый нö талун сёйлiн? А, Витюк?»— «Нянь».— «Мамыд сетiс?»— «Ачым босьтi».— «Кы-тысь?»— «Пызан вылысь».— «А шыд ли, рок ли... Мыйкö мамыд пулiс?»— «Э-эз»,— пыркöдыштiс юрнас Витя.— «И сюмалö кынöмыд?»— «Да»,— эз куж соссьыны детинка. Татшöм аньыслы соссьыны эз позь...— «Да-а, Мария Николаевна, пиыд миянлы став-сö и висьталiс. А кытчö кага деньгатö видзанныд? «Троя» вылö? Оз позь тiянлы кольны кагатö, босьтны ковмас да интернатö овмöдны».
Порö Марья пыркöдiс юрнас да мырдöн зiлис дорйыны асьсö комиссия водзын. Но некод сылысь эз кывзы...
Талун интернат кильчö бокысь Витялы мойвиис аддзыны руб. И абу кöрт, а гумага руб: сы вылö серпасалöма ыджыд кар, ю да сы вомöн швачкöм пос. Витя гöгöрвоис, мый тайö ыджыд деньга. Аддзылiс öд, кор магазинъясад йöзыс ньöбасьöны. Татшöм вылас быдторйыс сюрö! Гумага деньгатö надзöникöн мыччöны вузасьысьыдлы, жалитöмöн, быттьö сьöлöм бердсьыс нетшыштöны, а кöрт деньгатö койыштöны блюдъяс, мед лавосьникыс ачыс торйöдас, мыйта сылы колö.
Да, колö тайö ыджыд деньгасö мöдöдны гортас, мамыслы. Öд шулiс мамыс, лоö кö пö тырмымöн сьöм, пыр жö муна карö да бурдöдча юöмысь... Сэки сылöн юрыс оз кут висьны, и оз ковмы быд асыв шöйтны-дзайгысьны сикт кузя, мед веськöдчыштны... А Витя тöдö, мый деньгасö ыстöны телеграф пыр. Сы вылö и сюръяяссö сувтöдалöма да жуньгысь сутугаяс зэлöдалöма. Тайö суту-гаяс кузяыс деньгаыс и шлювгö-мунö да воö места вылöдз, сэтчö, кытчö и мöдöдöма...
Витя гусьöникöн перйис гач зепсьыс кышакылысь сьöмсö, куснялiс нёль пельö да сюйис телеграф сюръялöн потасö, та бöрын кыйкнитлiс öтарö-мöдарö, эз-ö кодкö интернатса пиысь казяв, да дöвöль сьöлöмöн вешйис бокö.
Мöд асывнас, сёйтöдз на, Витя котöрöн локтiс аслас сюръя дорö да чöвтлiс видзöдлассö тöдса потасö. Деньгаыс абу... Мунöма, сiдзкö, гортас!
Витя топöдчис сюръя бердас, кывзö проводъяслысь жуньгöмсö и со нин кылö, кыдзи дзуртыштö налöн керка öдзöсыс... Со нин шлапкöны мамыслöн сэтшöм тöдса кок шыясыс... Со мамыс воис дзиръя дорын сулалысь телеграф сюръя дорö... Аддзис вылiсянь лэччысь рубсö, кутiс соддзас да паськыда нюмдöмöн шуис:
«Аттьö, пиук!»
Витя стоял возле телефонного столба и молча слушал гудение натянутых проводов.
Это Витино самое любимое место. Здесь он может стоять целыми днями и устали не знает. Этот столб, как думал Витя, паутиной проводов напрямую соединяет интернат Вити с родным селом. Где-то там одна живет его мать, Порö Марья. Почти рядом с их домом стоит такой же столб. Да, немало, видно, понадобилось проволоки, чтоб через волок соединить два села.
Соединить-то соединили, но даже поговорить с матерью никак. В детдоме есть телефон, а дома нет. Не на что матери купить телефон…. Она и так каждый день по селу бегает: то у одного, то у другого рубль выпрашивает. Только вот в последнее время никто не занимает Порö Марье, знают – не отдаст.
А голова у бедняжки каждое утро болит-ломит, и не проходит, пока не наберется нужное количество рублей, чтобы у Ыргöн Лёня купить бутылку «Трои». Медным Лёню прозвали из-за огненно-красных волос. Торгует он днем и ночью. Люди, у которых нет денег, несут ему всё что угодно, а у кого и дом пустой и нечего унести – смотрят, где можно что украсть.
Витя никак не мог понять, как маме хватает умения каждый день находить нужное количество рублей. Сам Витя тоже много ходит по дороге, внимательно смотрит под ноги, но найти маленькие железные кругляшки ему удалось только дважды. Оба раза возле магазина, и сразу же давал матери, а та погладила сына по голове и даже поцеловала в щечку.
Многое Витя уже видел в жизни, много узнал в десять лет, но еще больше не знает. Не знает Витя и своего отца. Да и мать едва ли знала. Отчество сыну по имени своего отца дала.
Конечно, жизнь Вити по-другому бы сложилась, если дольше жил на свете его самая любимый, самый родной и дорогой человек… Бабушка. Только благодаря ее ласковым рукам да паренью в черной бане березовым веником встал на ноги болезненный внучок ее. Всё еще бабушка перед глазами мальчика, и Витя никогда не забудет ее. Какая хорошая жизнь была с ласковой бабушкой. Ни разу не крикнула на Витю, не говоря уж о ругани или матерщине.
«Вставай, Витюк, вставай, сыночек!» - будит сладко спящего на полатях внука Опонь Наста. Она уже спустила на пол коробку с вязанием, которую ставила на край полати, чтобы Витя не упал ночью.
Вите бабушка на полати и стелила, а не с собой на кровати. Самой ведь ночью не спится, крутится в постели, часто встает растереть ноющие руки-ноги. А потом, если честно, на полати зимой теплее всего… Даже если ночью раскроешься полностью, и то не замерзнешь. – «Что говоришь, дитя?».
Вите не хочется вставать, даже немного обиделся на бабушку. Такой красивый сон приснился, и испортила. Мальчишка сладко зевнул и открыл ясные синие глаза.
Ну вот, так всегда!.. Только что Витя без штанов, со своими сверстниками шлепал в мелкой речке с теплой водой, а на улице было хорошо, весело: птицы поют, бабочки летают, ромашки и другие цветы раскрылись. Красота кругом! А проснешься, и опять: вместо лета важничает зима, кругом сугробы, реки скованы льдом и покрыты толстым белым снегом.
«Вставай и пописяй, сыночек - медленно, мягко говорит бабушка. Затем, потрогав Витину постель, добавляет: - Видишь, ночью будила, и сегодня постель сухая. Давай умойся и покушаем. Я уже хлеб испекла, с мягким хлебом картофельную кашу похлебаем».
А Витя даже не помнит, вправду ли бабушка ночью его поднимала.
«Давай потягули сначала, а потом я встану» - хитро улыбается Витя и укрывается одеялом.
«Потягушки хочет солнышко? – улыбается беззубым ртом Опонь Наста. – Ну давай… потягу-у-ши, потягу-у-ши. Пися-кака ни-и-зом, ни-и-зом, счастье-радость ве-е-рхом ве-е-рхом!» - высоким голосом, растягивая слова, проговаривает бабушка и высохшими руками потягуши делает внуку, растирает руки и ноги, а парнишка во весь рот улыбается ей, ему так хорошо!
Знает уже Витя, что от таких потягуль большим вырастешь.
«Потихоньку спускайся, чтоб не упал», - предупреждает бабушка, а сама руки раскрыла, готова словить Витю, когда он перебирается на помост над подполом. Уже там мальчик одевается. Находит на печке валенки и сует свои маленькие ножки в теплые и мягкие, из своей шерсти скатанные серые валенки.
«Это еще матери твоей валенки, покойник Гындей Вась еще катал. Не выбросили, починили, и тебе вот еще пригодились».
Цепляясь маленькими пальчиками за край помоста, Витя спускает ноги и достает до верхней ступеньки, потом до нижней, оттуда спрыгивает на чисто вымытый пол.
- «Иди, пописяй», - бабушка спустила со стула лохань. Туда Витя пожурчал, и бабушка снова подняла ее на место.
«Во имя отца и сына, и святого духа, аминь,— бормочет свою утреннюю молитву бабушка, умывая Витю. – Вот… Сначала ручонки помоем, потом личико, вот так, чтоб ты у нас красивым и хорошим мальчиком вырос, а не каким-нибудь поросенком. Потом вытремся хорошо».
Бабушка вытерла руки и лицо Вити чистым полотенцем. – «Сейчас можно и покушать. Иди, дитя, садись за стол».
На столе, покрытом старенькой, потертой клеенке с цветами, дымился тушеный картофель, на тарелке лежали подрумяненные мягкие колобки. Рано встает бабушка, успела уже и печку протопить и хлеб испечь. Витя хочет посмотреть в окно, но окно заиндевело: мороз красиво нарисовал густой лес из какой-то старой сказки, и за ним ничего не видно на улице…
Даже в желобе вода замерзла. Витя подул на стекло, но лед и не думал таять. Тогда маленький человечек положил свою ручку на стекло и подержал сколько смог, и на стекле отпечаталась человеческая рука. Каждый палец проявился.
«Ой, дитя, не трогай его, ох как легко замерзшее стекло лопнет…» - «Бабушка, сегодня холодно?» - «Холодно, дитя, холодно». – «На санках покататься нельзя?» - «Не-ет! Если к вечеру не потеплеет немного, сегодня из дома никуда не выходи, заледенеешь».
Витя сидит за столом, медленно ест и думает большую думу. Какая же у него хорошая бабушка, как она любит Витю: говорит всегда мягко, никогда голоса не повышает. Не слышал еще мальчик от нее плохого слова. Да и Витя любит свою бабушку. Хорошо, когда есть бабушка! Мамой еще иногда назовешь, когда мамы дома нет.
«Мама не приходила?» - спросил Витя, когда вспомнил про маму. – «Не-ет». – «А где она?» - «Кто знает, где ее бесы таскают…»
Витя не знает, кто такие бесы и думает, что так называют пьющих мужиков, мама с ними все время гуляет
В полдень уже Порö Марья явилась домой. Как и всегда, глаза мутные, голодные. Молодая еще, а зубов уже не хватает, но это ее нисколько не печалит.
Никогда еще Витя не видел маму в платье, всё в каких-то серых, грязных штанах. А как хочется сыну, чтоб мама перед людьми показалась как и другие женщины красиво одетой. Посмотришь на трезвую, некурящую, хорошо одетую женщину, идущую по улице с высоко поднятой головой, и на сердце легче становится.
«Пришла!? Решила всё же посмотреть на сына и мать? - осуждающе покачала головой Опонь Наста. – Ох, положить бы тебя, штаны спустить и тонким прутиком отстегать, чтобы поняла, что так жить нельзя… Но поздно уже. Кончилось мое ученье… Хоть бы сына постыдилась! Меня и добрых людей если уж не стесняешься… Сядь да поешь хоть, голодная где-то шляешься!»
Витя сел рядом с мамой, посмотрел на ее исхудавшее и усталое лицо, и жалко ее стало. Мальчик маленькими ручками обнял маму за талию, прижался к ней и спросил: «Убежала от бесов?»
Та непонимающе смотрит на сына, но все же отвечает: - «Убежала». – «Не догнали?» - «Не-ет». – «А здесь не найдут? – и Витя сам же себе отвечает: - Мы закроемся и не пустим…» - и ласково погладил давно не расчесываемые, спутанные волосы матери.
Нечего сказать, хорошо было жить Вите с бабушкой. Но всему, оказывается, приходит конец.
В одно утро никто не разбудил мальчика… Проснулся сам. Немного полежал еще с закрытыми глазами, досмотрел красивый сон. Хоть под одеялом было тепло, Витя чувствовал, что лежит в сырой постели. Значит, бабушка забыла ночью его разбудить. Что-то и в доме тихо, не слышно треска поленьев в печи, и бабушкиных мягких шагов перед печкой. Сегодня вон и тиканья висящих на стене часов не слышно. Витя любил смотреть на часы.: на них нарисованы медведи, которые играют в лесу, возле сломанного дерева. А один медвежонок даже вскарабкался на него. Язык часов болтается туда-сюда. И не устает. Каждое утро бабушка поднимала гирю, а на другое утро, смотришь, снова до лавки опустилась, надо поднимать. Поднял голову Витя, посмотрел на плохо еще видные в утренней сери часы и увидел, что гиря совсем опустилась, даже достала до лавки. Поэтому, видно, и не стучат. «Бабушка!» - сев на постели позвал Витя, но лежащая на помосте над подполом бабушка не пошевелилась. Тогда мальчик сам спустился на помост.
«Вот как… Сегодня я раньше бабушки проснулся, оденусь и разбужу, как она меня будила по утрам!»
Мальчик потихоньку оделся, обул валенки и, не касаясь бабушки, спустился на пол. Сначала подошел к лавке и поднял гирю, как делала это бабушка каждое утро. Но язык часов не бегал. Тогда Витя повел язык в сторону, отпустил, и часы начали тикать, будто ничего и не случалось.
После этого поднялся на помост над подполом и тихонько погладил бабушку по седой голове своей мягкой рукой: «Бабушка, вставай, просыпайся…»
Но бабушка не пошевелилась.
Надо потягули сделать, подумал мальчик, как бабушка каждое утро будила самого Витю.
«Ню-ужы, ню-ужы, ню-ужы... Пися-кака ни-и-зом, ни-и-зом, счастье-радость ве-е-рхом-ве-е-рхом!»,— маленькими ручками мальчик делал потягули старому человеку.
Но и после этого она не проснулась, а скрещенные на груди руки были холодными как лед. Испугался Витя, да и было от чего пугаться. Что он теперь будет делать? Понял ведь – бабушка умерла. В последнее время часто говорила о смерти. Сядет, бывало, к внуку, прижмет его к груди и будто замрет. Погладит Витю по мягким как лен волосам, глубоко-глубоко вздохнет и скажет: «Если умру, что с тобой будет, дитятко?» И тотчас же кончиком платка промокнет глаза и, повернувшись к образам, перекрестится… А Вите совершенно непонятна ее печаль. «А как умирают?» - спросит было у бабушки. «Душа вылетит и всё», - отвечает та. «А почему люди умирают?» - будто уже сам себя спрашивает Витя. И вдруг ему в голову пришла мысль, что придет время и он – Витя – тоже умрет. Так этого ж не может быть! Как испугался тогда мальчик, слезы текут. «Бабушка! А я?.. А я тоже что ли умру?!» - «Ты не-ет! Ты то почему умрешь? Ты всегда будешь жить, никогда не умрешь!» - ответила тогда бабушка, и у Вити сразу же улеглась где-то возле сердца родившаяся боль.
И вот бабушка умерла, а Витя живой. И что же ему делать? Вспомнилось, что как-то, в какой-то праздник, к ним зашла Öлеш Марья, тоже старенькая уже. Они долго сидели с бабушкой, пили чай и беседовали. Поговорили и о смерти. Тогда Öлеш Марья, жуя беззубым ртом мягкую шаньгу, сказала: «Умрешь и не будешь…». Бабушка к этому добавила: «Похоронят, не высушат».
А куда спрячут, Витя тогда так и сообразил спросить. Знал бы, что так будет, спросил бы, куда надо спрятать. А сейчас и спросить-то не у кого.
А если вдруг еще не умерла? Чего заранее горевать.
Витя еще раз вскарабкался на помост над подполом и, задержав дыхание, прислушался, дышит ли бабушка. Ничего не было слышно. Действительно, видно, душа вышла. Но если вышла, то она где-то в доме, дверь ведь Витя не открывал. А может, по дому походит душа и снова в бабушку зайдет? Только дверь не надо открывать, чтоб не вышла в сени, а оттуда и на улицу. Тогда ее уже вряд ли поймаешь.
В доме было холодно. Витя, чтоб согреться, одел пальто. Пальто ведь тоже от мамы досталось. Смешно даже, что мама была такой же как Витя.
В одежде было значительно теплей, но захотелось есть…. Да… Бабушка сейчас не позовет за стол, надо самому искать… Мальчик придвинул стул к печке, посмотрел в стоящий на полене чугун. Там у бабушки всегда была вареная картошка. Взял две, сел за стол, очистил и, макая в соль, с удовольствием и съел вместе с хлебом.
Наевшись, Витя снова поднялся на помост над подполом, посмотрел на бабушку: может, душа зашла уже. Но бабушка не дышала и не пошевелилась, когда Витя потряс ее, и руки были как и в тот раз холодными как лед. Что делать, надо подождать. Долго ли душа по дому будет летать? Может быть, прямо сейчас на место влетит… А вдруг до вечера пролетает, Витя вон тоже, играя на улице, забывает, что домой пора…
А через что она влетит? Конечно, наверное, через рот. Значит, нужно, чтоб рот был открыт. Витя посмотрел на приоткрытый рот бабушки и решил, что для того, чтоб душа влетела, достаточно. Нечего, значит, бояться.
В дверь постучали. Один раз, второй. Дверь открывать нельзя, может, это бесы идут. Да и душа бабушки улетит.
Кто-то, слышно, подошел к окну и постучал в раму, даже крикнул еще что-то. Витя бегом поднялся на полати и накрылся с головой. Никому ни за что не откроет. Пусть стучат хоть сколько. У бабушки дверь подперта толстой жердью, сами открыть не смогут.
Бесы стучали в окно и дверь одновременно, да так, что дом начал дрожать. Витя страх совсем одолел, сковал. Мальчик всё больше закутывался в одеяло и забился в самый угол полати. Но так еще сильнее слышался стук бесов. Куда и деться? Куда спрятаться
Как разорвалась, настежь открылась дверь дома. Здесь уже, слышно, бесы, в доме. Витя со страху закричал во все горло и потерял сознание.
Очнулся Витя, когда с него, как с маленького, сняли мокрые штаны. Витя был обессилен, руки-ноги ослабли, голова болела, а в ушах словно бил колокол. Он приподнялся, осмотрел ничего не понимающими глазами вокруг себя, и голова снова упала на подушку.
Снова Витя пришел в себя, когда кто-то, поддерживая его за голову, поил с ложечки теплой водой с вкусным запахом. В доме копошились (хлопотали) несколько женщин и пара мужчин. Витя знал их: все жильцы соседних домов. Женщины с покрасневшими глазами вытирали слезы: «Совсем мальчишку испортила. Мамой еще зовешься! – сердито выговаривала Порö Марье живущая в соседнем доме женщина, Васька Еле. – Где-то шляешься, а мать вон умерла… Сын чуть с ума не сошел. О чем ты и думаешь? Изнутри дверь была подперта, и пришлось через хлев заходить». – «Мамочка, а у бабушки душа вышла, - протянул Витя руки к маме. – Я дверь-то не открывал, чтоб на улицу не убежала…» - «Кто не убежал? – не поняла Порö Марья. – Бабушка больше уже никуда не убежит, отбегалась».
Какие же непонятливые взрослые, им одно говоришь, а они другое слышат. Столько людей зашло и, конечно, душа успела убежать на улицу, как же бабушка теперь оживет.
Витя поднялся с постели. Гул в голове потихоньку стихал. Бабушки на помосте над подполом уже не было. Ее уложили на стулья возле окна. Мальчик подошел к милому человеку, тихонько погладил морщинистое лицо. В изголовье Опонь Насти, на маленьком столике, в стакане с крупой горела свеча. Свеча плакала вместе с людьми: время от времени капала слеза и как сосулька застывала на крупе. Когда течет, совсем как вода, а застынет, и белеет. Язычок огня трепещет и трещит. «Погаснет нет, если подую?» И Витя подул на огонь, и язычок огня тотчас же метнулся в другую сторону и погас, только тоненькая струйка дыма поднялась вверх. – «Не дуй! Нельзя!» - тотчас осудил Витю кто-то из вошедших и снова зажег свечу. «Мальчика надо бы вывести отсюда, пусть посидит у нас со Светой, замерзнет здесь», - предлагает недалеко от них живущая женщина, чье имя Витя так и не нашел в своей памяти. Витю одевают и ведут в недавно построенный дом. Чего там только, оказывается, нет! А игрушек сколько! Свету Витя знает: девочка его возраста, летом вместе в песочек играют, лепят колобки и калачи.
Раздевшись, Витя сразу хочет броситься к ящику, полному игрушек, но его сначала усаживают за стол и кормят.
Действительно, оказывается, проголодался сильно… Витя ест, ест, и никак не может наесться. Столько он еще ни разу не съедал. Какая вкусная, оказывается, еда людей. Будто уже не чувствует голода, а глазам всё еще надо. Наконец живот гудеть начал, еще чуть-чуть, и полезет обратно еда. Мальчик с сожалением посмотрел на вкусную еду и тяжело встал из-за стола. Его тянет еще сходить к ящику с игрушками, но глаза слипаются уже, сами собой закрываются…. Вот его мягкими руками по голове гладит бабушка, милым голосом говорит: «Ложись, дитятко, отдохни».. И Витя медленно падает возле ящика с игрушками.
В день похорон Опонь Насты от холода трескались даже бревна домой. На улице долго находиться было никак нельзя, можешь совсем заледенеть. Витя одетый лежит на полати, ведь дом не топили. С полатей и смотрит на входящих-выходящих.
Бабушка лежала в поставленном на стулья гробу: совсем такая же, какая была на помосте над подполом. Всю жизнь что-то делавшие, высохшие руки лежали на груди. В правой руке какая-то бумага, на груди небольшой образок, а голову обвила какая-то узенькая полоска бумаги, как бумага, которой клеят окна, только с буквами и рисунками. В изголовье горел свеча. Витя теперь уже знал, что дуть на нее нельзя – погаснет.
Возле бабушки стояла незнакомая бабушка и громко, нараспев что-то читала по истрепанной от старости книге. Читает-читает, потом пропоет: «Господи помилуй! Господи помилуй! Господи помилуй!» Это же подхватывали и другие.
В черном платке, с горестным лицом Порö Марья каждого входящего просила к столу и поила горячим чаем. Женщины приходили не с пустыми руками, у каждой в руках что-то съестное. У кого шаньги да колобки, кто-то что-то другое принес.
«Что-то долго не приходят копатели могилы», с беспокойством сказала одна женщина, которая жида в доме рядом и тоже помогала Порö Марье возле стола. – «Глубоко, видно, земля промерзла. Не лето ведь». – «Сколько раз покойница Опонь Наста говаривала, только бы зимой не умереть. Чтоб не пришлось мужикам из-за меня сильно мучиться, пусть в талую землю положат, - горестно говорила Öлеш Марья, которая сидела совсем рядом с гробом и постоянно что-то подправляла у своей подруги. – А вот не услышал, видно, Бог ее просьбу. В самую холодную пору к себе забрал… Ойя, какая красивая была в молодости, как пела, как плясала… Ок-ок-ок, куда то время осталось?»
Время шло медленно. Вите надоело лежать на полати, повернулся на спину и стал высматривать сучки на потолке… Этот сучок – как парма. А здесь мужик с топором идет. Конечно, дрова заготавливать. А другой мужик раньше его пришел и сидит на пне, дожидается опоздавшего… Вот они вместе уже и дальше идут, переговариваясь. За ними почему-то погнался и Витя: на его плече тоже маленький топорик.
В это время на крыльце послышался грохот, и Витя проснулся. Уснул, оказывается, сны смотрел. И Витя снова повернулся на живот и свесил голову, чтоб посмотреть, кто уж там пришел. В дом один за другим вошли 4 мужика в измазанной глиной одежде.
«Давайте раздевайтесь и подходите к столу, совсем голодные, небось, мерзлую землю-то нелегко грызть», - зовут их к столу женщины, занимающиеся столом.
Мужики раздеваются.
Витю удивляет, что в такой холод копатели могилы вспотели, волосы мокрые – парят. И они не вешают фуфайки на гвоздь, а бросают на пол возле порога. Неспешно, с мылом моют руки и садятся к столу. Другие люди, которые до этого сидели, быстро освобождают им лавки.
«Давайте садитесь, по стопке на человека выпейте и горячего супу хлебните… Сильно глубоко замерзло?» - «Глубоко. Где-то с метр пришлось ломами долбить, пока до талой земли добрались». – «Смотри-ка, вот ведь, долго снега не было да».
Копатели могилы без чоканья выпили свои стопки и усердно начали есть. Витя любит смотреть, как кушают рабочие люди. Ему нравится, как жадно они большими кусками кусают хлеб, и чтоб суп не проливался на стол, держат куски хлеба под ложкой. Это не еда не работающих, которые лениво поднесут ложку ко рту и словно какую-то очень нелюбимую работу делают, потихоньку глотают. На еду таких даже лень и смотреть.
Быстро опустели тарелки с супом у трудолюбивых мужиков. Они поблагодарили кормилиц и встали из-за стола.
«Давайте вынесем, а то не заметишь, стемнеет», - сказал самый старший по возрасту.
Мужики как муравьи взялись за гроб, подняли и вынесли бабушку Вити. Большинство женщин в это время заплакали. «Вот и покидаешь, Настук, свой теплый до-о-ом. Всю жизнь работала, спину не успевала разогну-у-у-ть. Вдовой рано осталась, и не как некоторые плохую жизнь стала вести-и-и, хорошую память о себе оставила-а-а. Но что теперь сделаешь? Богу, видно, тоже нужны хорошие люди, - причитая, проводила до улицы Опонь Насту Öлеш Марья. – Я до кладбища уж не смогу сходить, а дом-два пройду с тобой, Настук. Потом ведь и моя пора придет, на том свете свидимся. Уже навсегда, дорогая подруга».
Витя быстро слез с полатей и быстро вышел за людьми.
На дороге возле дома урчал грузовик с большими колесами. Мужики подняли гроб на пол кузова. Со стульев туда же, с помощью мужиков, поднялись мама Вити и ближняя родня, расселись на скамейки. Машина просигналила и медленно поехала по дороге. Люди молча тронулись за ней.
«Витюк, давай, дитятко, зайди в дом, замерзнешь здесь. Видишь, как холодно! – подталкивая легонько сзади, завела Витю в дом Васька Еле. – Иди, дитятко, сядь за стол и поешь. Про тебя совсем забыли. Живот, небось, урчит уже? Хочешь кушать?»
Витя кивнул своей белой головой. Пока он ел, Васька Еле и еще три женщины, которые остались в доме за хозяев, быстро прибрались, помыли полы, затопили печку и приготовили еду. Витя только удивлялся, как усердно они работают: руки так и летают. А женщины готовили стол, чтоб потом по-людски проводить ушедшую на тот свет Опонь Насту.
… В день похорон бабушки Вите удалось в последний раз вдоволь поесть. В первое время из бабушкиных припасов находилось что-то съестное, но скоро и они закончились, ведь мать и еду таскала и за бесценок отдавала за «Трою».
Раньше к ним не заходили пьяные мужики, бабушка их близко к дому не подпускала. Сейчас матери рай открылся: из дома не выходили пьяные, с опухшими лицами и матюгающиеся дяди. Витя большую часть времени проводил на печи да на полатях, откуда тайком следил за копошащимися за столом людьми.
Но как-то раз к ним зашло несколько человек. Это были хорошо одетые, со светлыми лицами четыре женщины и милиционер в погонах и с блестящими пуговицами. Порö Марья как раз сидела за давно не убираемым столом с такими же как она.
«Здравствуйте!» - с порога поздоровались вошедшие. Сидящие повернули к ним ничего не понимающие лица, и изо всех сил пытались показать, что они трезвые, и за столом идет беседа между умными и хорошими людьми. – «Заходите, - попыталась подняться Порö Марья, но сил на это не хватило, и обратно шлепнулась, и только осоловелыми глазами повернулась к идущим. – Небывалые гости откуда пришли».
Вошедшие подошли к столу: «Мы пришли к вам не просто так, а с комиссией. Посмотреть, как вы, Мария Николаевна, живете, как сына воспитываете, - начала говорить женщина в синем пальто с пушистым воротником. – А где же ваш ребенок?» - «У меня всё хорошо, ребенок – вон на печке… Сыт-напоен, одет-обут».
Гости повернулись к печке и увидели забившегося в угол Витю. «О-о! Да здесь, оказывается, совсем взрослый мужик прячется, а мы его сразу и не заметили, - улыбнулся милиционер с погонами и протянул руки к Вите. – Ну что, иди спускайся, поговорим.
Но Витя с испуганными глазами только пятился и пятился, пока спиной не уткнулся в стену. Больше всего он боялся, что этот незнакомый человек поднимется на печку и схватит его. Рот Вити скривился, глаза увлажнились, вот-вот заплачет. Милиционер заметил это и не стал больше приближаться к ребенку.
«Ну-ка, Мария Николаевны, покажите, что сварили сегодня ребенку, чем кормили?» - дальше спрашивает женщина в синем пальто. – «Я варила… много варила… - тряся растрепанной головой, выдавливала из себя Порö Марья. – Ребенка у меня есть чем кормить. Мой Витюк не голодает как дети других матерей» - «Покажите!» - не унималась женщина. – «Вон, перед устьем печки, в чугуне, суп и, каша и… всё есть. Вы что думаете, у меня ничего нет, - слезливым голосом причитала она. – Если женщина одинока, значит, ни на что не годная что ли?» - «Здесь все чугуны пустые. Не варили сегодня…- женщина уже осмотрела всю посуду. – А есть из чего еду-то варить? Где ваши крупы? Мясо или картошка? Молоко хоть покупаете ребенку?»
Порö Марья повела плечами, будто ее ужалили вопросом: «Как же нет? Своего ребенка голодным держать не буду. Вчера еще «Сникерс» покупала!» - «Едва ли… Что-то мне не верится вашим словам». – «Вот пришли же откуда-то такие! – заговорил кто-то из сидящих за столом. – Какое ваше дело, чем мать кормит своего ребенка? Кто вас сюда позвал?» - «Да! – прикрытые глаза раскрыл и другой мужик. – Вы нарушили конституцию! Что там написано? Непри… непри… как же? Порванносьт жилища! Вот так!»
Но их никто не слушал, только милиционер подошел к столу, наклонил голову и негромко, но понятно процедил: «Сейчас я вам покажу порванность жилища! Давайте валите отсюда оба и сделайте так, чтобы я вас долго искал! Слышали?» - «Мы что? Мы ничего… Ужу уходим, - один мужик как виноватый человек встал с лавки и вышел. Второй за ним, только, вставая, сунул в карман ополовиненную бутылку «Трои». – Счастливо».
Другая женщина, которая была значительно моложе первой, встала на приступок печки и очень ласково спросила: «А как же такого милого мальчика зовут?» - «Витей, - еле слышно ответил мальчик. Этой красивой женщины Витя совсем не испугался, ведь она была похожа на сказочную фею с белыми волосами. «Витей? А сколько лет тебе?» «… Пять», - уже смелее отвечал мальчик. «Витя? И пять лет? Какой ты хороший и умный мальчик, оказывается! – и протянула руки к Вите. Мальчик не попятился, ему еще больше понравилась эта тетя. – Иди сюда, поговорим».
Женщина взяла мальчика на руки. Витя почувствовал от нее вкусный запах духов. Такие запахи еще не щекотали его нос.
«О-о! Да ты весь мокрый. Марья Николаевна! У парня штаны мокрые, что ж ты не меняешь? Где его вещи? – осудила она Витину маму, а потом обратилась к Вите: - И кушать, наверное, хочет маленький сыночек? Да ведь? Что ты сегодня ел? А, Витюк?» - «Хлеб». – «Мама дала?» - «Сам взял». – «Откуда?» - «Со стола» - «А суп или кашу… Что-то мама варила?» - «Не-е-т» - потряс головой Витя. – «И кушать хочешь?» - «Да», не сумел соврать мальчик. Такой женщине врать нельзя. – «Да-а, Мария Николаевна, сын ваш нам всё и рассказал. А куда пособие на ребенка тратите? На «Трою»? Нельзя вам ребенка оставлять, придется забрать и отдать в интернат»
Порö Марья трясла головой и вовсю старалась защитить себя перед комиссией. Но ее никто не слушал…
Сегодня возле интернатовского крыльца Вите удалось найти рубль. И не железный, а бумажный: на нем изображен большой город, река и мост через нее. Витя понял, что это большие деньги. Видел ведь, когда люди в магазине покупали. На это можно многое купить! Бумажные деньги медленно протягивают продавцу, как будто от сердца отрывают, а железные деньги кидают в блюдце, чтоб продавец сам выберет, что ему нужно.
Да, нужно эти большие деньги отправить домой, матери. Ведь мать говорила, что если у нее будет достаточно денег, она сразу же отправится в город и вылечится от пьянства… Тогда у нее голова не будет болеть, и не придется каждое утро шляться-выпрашивать по селу, чтоб похмелиться… А Витя знает, что деньги отправляют по телеграфу. Для этого и столбы поставлены, и гудящая проволока натянута. По этой проволоке деньги и идут и приходят до места, туда, куда отправлены.
Витя тайком достал из кармана штанов шуршащую бумажку, сложил вчетверо и сунул в щель телеграфного столба, после этого оглянулся, не видел ли кто из интернатских, и довольный отошел.
На другое утро, еще до завтрака, Витя прибежал к своему столбу и кинул взгляд на щель. Денег не было… Ушли, значит, домой!
Витя прижался к столбу, слушает гудение проводов и вот уже слышит, как скрипнула дверь их дома… Вот уже слышны мамины знакомые шаги… Вот мама пришла к столбу, стоящему возле их калитки… Увидела спускающийся сверху рубль, взяла в руки и широко улыбнувшись, сказала:
«Спасибо, сынок!»
Перевод подстрочный
Назад в раздел
