Из плеяды литераторов-фронтовиков
Так уж исторически сложилось, что в XX веке немалому числу литераторов довелось пройти военными дорогами. Увы, всевозможных войн и вооруженных конфликтов в прошлом столетии разразилось немало, да и на писателей, поэтов, публицистов, драматургов и других мастеров слова век был щедр.
Право, совершенно иными глазами посмотришь на историю отечественной литературы, когда вдруг узнаёшь, что, скажем, Есенин и Паустовский во время Первой мировой были санитарами, Булгаков – военврачом, Блок служил в инженерно-саперном батальоне, а Гумилев, Асеев и Бенедикт Лившиц – самые настоящие офицеры-окопники, награжденные за личную храбрость Георгиевскими крестами! И это только классики! Несколько особняком даже среди них стоит Валентин Катаев – офицер на двух мировых войнах, награжденный высшими орденами как Российской империи, так и СССР, а во время гражданской успевший повоевать и за белых, и за красных, и даже за войска «Украинской державы» гетмана Скоропадского!
«Поколение лейтенантов» Великой Отечественной, которые были как военкорами или политруками, так и непосредственно комбатантами в подразделениях самых разных родов войск, я даже подробно не разбираю. Только простое перечисление их фамилий займет не одну страницу. И каждый может составить список на свой вкус и лад. Одни пришли на фронт уже сложившимися профессионалами, признанными мастерами слова, другие только начинали творческий путь, черпая свое литературное вдохновение в сражениях, фронтовых буднях, и, может быть, именно благодаря ярким впечатлениям и сильнейшим эмоциям и стали мастерами изящной словесности.
В Карелии, конечно же, тоже есть свои литераторы-фронтовики – Пекка Пертту, Николай Лайне, Ортьё Степанов, Федор Трофимов, Алексей Титов, Николай Яккола, Антти Тимонен, Эйно Карху, Дмитрий Гусаров, Яакко Ругоев…
Наш сегодняшний рассказ – о Яакко Ругоеве, поэте и прозаике, журналисте, сто лет со дня рождения которого отмечается в этом году. Следует сразу же сделать оговорку: данный материал – не научная статья и не претендует на строгую академичность изложения, поэтому, разумеется, какие-то факты из жизни карельского классика и сопутствующие «фронтовой» темы останутся за его рамками. Но это вовсе не от того, что автор не знает их или нарочито игнорирует, а от того, что ставит сугубо конкретную задачу: не подробно описывать пребывание Якова Васильевича на фронте «день за днем», не скрупулезно анализировать его «военные» произведения, а всего лишь простым и доступным языком поведать читателю о фронтовой судьбе Ругоева, и именно в контексте «финских» войн середины XX века…
Кто виноват? Истоки и причины конфликта
Яков (Яаако) Васильевич Ругоев принадлежит к тому поколению жителей Карелии и советских военнообязанных, которому пришлось пройти обе «финские» войны.
Первая (1939-1940), следом за финской историографией, у нас с некоторых пор тоже именуется «Зимней». Вторая же, называемая финнами «Войной-продолжением» (1941-1944) (Финляндия, выступившая против СССР на стороне держав Оси, всегда подчеркивала, что ведет свою, «отдельную», войну – М.В.), в русскоязычных источниках обычно именуется просто «советско-финским фронтом», поскольку, по мнению отечественных историков, сражения с финнами – составная часть Великой Отечественной войны. Но не будем здесь спорить о терминах, сути событий они, естественно, не меняют.
Для понимания судеб того поколения, в том числе и героя нашего очерка, а так же, как это ни странно, для извлечения правильных исторических уроков в контексте дня сегодняшнего (уж очень, к сожалению, много аналогий напрашивается в связи с украинскими событиями – М.В.) гораздо важнее вспомнить истоки и причины советско-финляндского конфликта, понять, неизбежно ли было военное столкновение с Финляндией?
…Финны как политическая нация сформировались к концу XIX – началу XX вв. в недрах великокняжеской автономии, предоставленной им Российской империей. «Финская весна» начиналась, как это водится, с певческих фестивалей, языковых дискуссий, переводом системы образования на финский язык, постепенным внедрением его во все сферы общественной жизни, бойкота любых имперских мероприятий – от призыва в армию до выборов. Как следствие – рост национального самосознания, революционных настроений в обществе, всплеск всех аспектов культуры – от литературы до музыки и живописи. К моменту отделения от метрополии в результате революций 1917 года финны вполне были готовы сформировать полностью суверенное государство. Ответ на вопрос: каким оно будет – интернационалистическим и советским, как в соседней революционной России, буржуазно-демократическим, как в европейских юдолях демократии, или же националистической диктатурой – дала короткая, но очень кровопролитная гражданская война весной 1918 года, в которой местные «белые» с помощью кайзеровских войск взяли верх над местными «красными». На фоне царящей еще с начала века русофобии русскоязычное меньшинство было объявлено победителями поголовно «красным» и, соответственно, виновным во всех грехах со всеми печальными последствиями.
Оппоненты, разумеется, могут возразить: а как же молодым нациям относиться к бывшим метрополиям и представителям их государствообразующих народов, если то же большевистское правительство, к примеру, своей целью объявило экспорт революции в другие страны, аж «до британских морей»? Хорошо, пусть так. Но многие ли теперь помнят, что вооруженный «экспорт» начался вовсе не с востока на запад, а ровно в обратном направлении? Когда едва победившие во внутренней распре белофинны со всех ног ринулись «освобождать» от «русских оккупантов», заметьте, не от коммунистов, а именно от «рюсся», Карелию? Самое любопытное, что «романтически настроенные» представители младонации, никак не могли взять в толк: отчего это большинство их «единокровных братьев» вовсе не горят желанием «освобождаться»?
Даже после окончания боевых действий и подписания между Советской Россией и Финляндией Тартуского мира 1920 года обе стороны относились к нему, скорее, как к некоему перемирию. Маннергейм поклялся «не вкладывать меча в ножны, пока вся Восточная Карелия не станет свободной», а большевики, вынужденные уступить финнам ряд важных регионов на Севере, лишившиеся выхода в международные воды на Балтике, да к тому же получившие государственную границу в 30 км от Петрограда, разумеется, не могли не понимать стратегической уязвимости своих северо-западных губерний и опасности удушения их революции «мировым империализмом» через территорию Финляндии. Образно выражаясь, по обе стороны границы продолжали смотреть друг на друга не в бинокль, а сквозь оптический прицел, и рано или поздно противостояние должно было каким-то образом разрешиться…
Поэтому когда отечественные исследователи раньше писали, что в советско-финской войне виновата исключительно «финская военщина», а потом – в постсоветскую эпоху вслед за финнами и западниками стали повторять, что виновником был лишь один СССР, я всегда посмеивался: история никогда не бывает только черной или только белой. По моему мнению, в противостоянии и разразившемся конфликте равно виноваты обе стороны, не сумевшие найти разумного компромисса в своих двусторонних отношениях.
К слову, отчасти не избежал соблазна «черно-белого» восприятия событий и герой нашего повествования: в 30-е годы, будучи убежденным советским патриотом (несмотря на имевшие место тогда «профилактические»(!) репрессии властей по отношению к т.н. «контрреволюционным национальностям», в негласный список которых, помимо прочих, входили и финны с карелами и вепсами) Яакко Ругоев, как сам потом вспоминал, полностью поддерживал позицию и аргументацию СССР по отношению к Финляндии. Под конец же жизни в период т.н. «Перестройки» классик карельской литературы перешел скорее на «народнофронтовские» позиции. Но разве вправе мы что-то ставить в укор ему, столь много пережившему и испытавшему на своем веку?
Накануне
Однако вернемся к хронологии. 1 сентября 1939 года в связи с резким обострением международной обстановки внеочередная сессия Верховного Совета СССР приняла Закон о всеобщей воинской обязанности, согласно которому призыву в Красную Армию подлежали ВСЕ мужчины – граждане Советского Союза, независимо от их классового происхождения и национальности. Таким образом, карельский парень, студент Карельского государственного педагогического и учительского института Яакко Ругоев оказался в рядах «непобедимой и легендарной». Местом его службы стал Дальний Восток.
Ничего удивительного в этом нет: в советское время целенаправленной политикой было направление призывников как можно дальше от дома. Украинцев и белорусов посылали, скажем, в среднеазиатские пустыни, азиатов – в среднюю полосу, а русских – за кавказские горы, грузин и армян – в сибирскую тайгу, а бурятов и якутов – в украинские степи. Антагонисты советского режима утверждали, что делалось это неспроста: в случае какой-либо внутренней «заварухи» солдатам не пришлось бы стрелять в «своих». Так ли это было на самом деле, или военачальники просто страховались сим нехитрым способом от возможного дезертирства, но, наверное, в любом случае Яакко прослужил бы весь положенный срок на «высоких берегах Амура», не разразись тогда драматических событий неподалеку от его родных мест…
В ноябре 1939 года советско-финляндские переговоры о мирном разрешении разногласий зашли в тупик. Как мы помним из учебников, Сталин, одолевший к тому времени своих внутренних политических оппонентов, предложил финнам территориальный обмен. Хотел ли хитрый Коба всего лишь обеспечить безопасность «колыбели революции» или же, как программу максимум – восстановить границы империи, сказать трудно. Точно известно одно: фанатиком «мировой революции» он никогда не был, и уж, конечно же, весьма далек был от бредней в стиле Ленина-Троцкого об осчастливливании всего человечества». Кремлевский горец, скорее, был прагматиком, поэтому призвал финнов «отодвинуть» границу на несколько десятков километров северо-западнее, а также передать в аренду Советам ряд ключевых с точки зрения обороны островов в Финском заливе и старую базу Русского флота Гангут-Ханко. Взамен были предложены в несколько раз большие, но совершенно безлюдные, болотистые и лесистые, территории в Советской Карелии. Финское политическое руководство, несмотря на доводы маршала Маннергейма, который советовал «проявить гибкость», советские предложения отвергло.
Любой здравомыслящий человек при сравнении стратегического потенциала 160-миллионного в ту пору СССР и 3,5 миллионной Финляндии задастся вопросом: а не заболели ли часом головой финские лидеры даже при всей русофобии? Не лучше ли было договориться, что называется, «по-хорошему», дипломатическим путем? В конце концов, дипломатия – это искусство компромиссов, а сталинский аргумент – «ничего не поделаешь с географией, Ленинград же не передвинешь от границы, следовательно, следует передвинуть границу от Ленинграда» – даже сейчас кажется железобетонным. Однако, не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Дело в том, что финны-то контактировали не только с русскими. И западные «партнеры» по разнообразным каналам – дипломатическим, военным, спецслужбистским, коммерческим, приватным – твердо заверяли гордых сынов Суоми во всесторонней поддержке. Против Советов обещали любую помощь – финансами, поставками новейших систем вооружения, направлением добровольцев и регулярных войск. Фактически финнов к войне с СССР всячески подталкивали…
Как стало известно впоследствии из финского стратегического плана ведения кампании, финны рассчитывали самостоятельными силами до полугода сдерживать советское наступление на всех направлениях, измотать противника, а после получения военной помощи Запада и обещанного выступления на стороне Финляндии западных держав (в каком бы то ни было качестве – М.В.) перейти в контрнаступление в Карелии. Ну, и кто здесь однозначные агрессоры? Кто безвинные жертвы? Не лучше ли, наконец, признать, что в развязывании войны виновны обе стороны, и каждый вынашивал экспансионистские планы? И не важно, какими «благородными идеями» это прикрывалось – «мировой революцией», «обеспечением безопасности Ленинграда», «освобождением единокровных братьев-карелов», расширением «финского мира» до его «естественных границ по Уралу» и созданием Великой Финляндии…
Провожая из Москвы финскую делегацию во главе с Паасикиви, Молотов, якобы, сказал на прощание ставшую сакраментальной фразу: «Что ж, дипломаты сделали всё возможное и не договорились. Теперь слово за военными»…
И в восемь утра 30 ноября 1939 года по приказу Главного командования Красной Армии войска Ленинградского военного округа, как говорилось в официальном сообщении, перешли границу Финляндии на Карельском перешейке и в ряде других мест. Советская авиация бомбила Хельсинки. Советский Союз был объявлен международным сообществом агрессором и исключен из Лиги Наций – тогдашней ООН.
«Были сборы недолги…»
1 декабря московское радио объявило, что «восставшими финскими солдатами и рабочими» в приграничном городке Терийоки (ныне – Зеленогорск), по странному совпадению, уже занятому красноармейцами, сформировано правительство «Финляндской Демократической Республики» во главе с О. Куусиненом. СССР незамедлительно признал «ФДР», на следующий же день заключив с ней всеобъемлющий договор «о дружбе и взаимопомощи».
Ну, а какое государство, пусть и марионеточное, без армии? Само собой, кураторами проекта, была поставлена задача ее сформировать, и, надо сказать, весьма загодя. (Значит, СССР изначально не верил в успех переговоров? Или подстраховывался? – М.В.). Ругоев впоследствии вспоминал, что еще до его отправки на Дальний Восток в Петрозаводске стали вдруг сосредотачиваться массы молодых людей. На улицах снова, после долгого перерыва, смело зазвучала финская речь. Из деревень, с лесозаготовительных пунктов в город стали свозить финнов, карелов, вепсов. (Позднее выяснилось, что мужчин, коренных жителей Карелии призывного возраста, даже отыскивали по лагерям среди репрессированных). Штаб формирования национальных подразделений размещался в здании Филармонии рядом с парком отдыха.
Одновременно по всем частям Красной Армии стали спешно отбирать подходящих бойцов из числа военнослужащих финно-угорских национальностей, среди которых оказался и отправленный было в Хабаровск Яакко. В результате, к началу боевых действий красное финно-угорское воинство насчитывало уже более 13, 5 тысяч человек.
Апологеты демократии и поборники прав человека непременно воскликнут, вот видите, какие нехорошие в любые времена эти «рюсся»! Марионеточные государства создают, понимаешь, без международно-признанного волеизъявления народонаселения, незаконные армии формируют… Между тем Советы не придумали здесь ничего нового. Еще во время первой и второй советско-финских войн 1918-1920 гг. финны использовали… абсолютно аналогичный ход! Тогда для карелов были созданы т.н. «Северо-Карельское государство» со столицей в с. Ухта (ныне – пгт. Калевала) и «Олонецкое правительство», а для ингерманландцев – «Республика Северная Ингрия», со всеми непременными атрибутами власти, в том числе и со «своими» вооруженными силами. Как говорится, занавес!
«На той войне незнаменитой…»
В начале декабря 1939 года Ругоев уже в Терийоки, куда из Петрозаводска перебросили формируемый Первый финский корпус (иногда в переводах дается и несколько иное название – Первая финская армия – М.В.) – будущего ядра «Финской народной армии». Именно ему Терийокское правительство предоставило «честь внести в Хельсинки знамя Финляндской демократической республики и водрузить его на крыше президентского дворца – на радость трудящимся и на страх врагам народа».
Несмотря на то, что Яакко еще во время учебы в институте имел опыт работы литературным сотрудником в ряде республиканских газет, он получил не логичное, казалось бы, направление в политотдел, а в батальон связи. Что ж, связистам, естественно, тоже были нужны военнослужащие, владевшие языком противника. Ругоев, уроженец Кемского уезда, не просто владел, а был носителем языка – ведь его родной северный диалект карельского практически идентичен саволакским говорам финского.
В Терийоки Яакко встретил много знакомых по Петрозаводску – карелов, русских, которые уже числились солдатами и офицерами ФНА. Ругоев отмечал, что фамилии большинства из них были переиначены на финский лад. Например, главным редактором армейской газеты «Кансан Армейя» («Народная Армия») был капитан Микко Лахти, он же Михаил Иванович Мелентьев, уроженец карельской деревни Лахти на Сямозере, подготовкой лыжных отрядов занимался терийокский «министр по делам Карелии» Пааво Прокконен, он же повенецкий карел Павел Степанович Прокофьев (будущий предсовмина КФССР и председатель Президиума Верховного Совета Карельской АССР). Командовал народоармейцами финский коммунист генерал Аксель Анттила, сподвижник легендарного Тойво Антикайнена, а комиссаром был карел-ливвик Филипп Егоров, подписывавшийся именем Вилле Аалто. Служил тогда в ФНА и другой будущий карельский поэт-классик – Николай Гиппиев, именно оттуда, кстати, его поэтический псевдоним – Лайне.
Ругоев вспоминал, что «форма на них была чрезвычайно странная: длинные зеленого цвета польские шинели с погонами и сшитые из искусственного меха зимние шапки-ушанки с красной звездой – в ту пору в Красной Армии еще не носили погон, а головными уборами служили островерхие буденовки из серого сукна. Впрочем, очень быстро в «национальную» форму переодели и Яакко, и он приступил к службе в составе «народной армии». Особый батальон связи, куда был определен Ругоев, по его воспоминаниям, состоял в основном из тверских карелов и финнов-ингерманландцев. Командовал батальоном кадровый офицер в звании майора, русский по национальности, а комиссаром был немолодой рабочий, по-видимому, из питерских финнов.
Несмотря на то, что, по первоначальной задумке, Финская народная армия не должна была участвовать в боевых действиях, а лишь парадным строем пройти по улицам поверженного Хельсинки, с конца декабря 1939 года подразделения ФНА силами до полка включительно стали широко привлекаться для решения боевых задач. Как говорится, логика обстоятельств всегда отлична от логики намерений. Сил для прорыва финской системы обороны, с легкой руки журналистов получившей название «Линии Маннергейма», не хватало, а подготовленные резервы, которые были, что называется, под рукой, оказались весьма кстати. Поэтому в течение всего января 1940 года разведбаты ФНА регулярно выполняли специальные диверсионные задания: уничтожали склады боеприпасов в тылу финских войск, взрывали железнодорожные мосты, минировали дороги. В частности, подразделения ФНА участвовали в боях за Лункулансаари и за Виипури-Выборг. Батальон Ругоева выполнял задания, получаемые от войсковых соединений. Связисты ФНА «сидели» на радиоперехвате, обеспечивали бесперебойную связь со штурмовой артиллерией. Причем, несмотря на ходившие уже тогда слухи о громадных потерях среди атакующих, по словам Ругоева, непосредственно «его» батальон существенных потерь не понес…
После подписания 12 марта 1940 года мирного договора народоармейских связистов еще около месяца продержали в приморском городке Уурас (ныне – Высоцк) неподалеку от Выборга. Газету «Кансан Армейа» бойцы ФНА больше не получали, но из русскоязычных газет узнали о самороспуске «Финляндской Демократической Республики» и об образовании на базе Карельской АССР и «освобожденных районов» аж целой новой союзной республики (!) – Карело-Финской ССР. Что всё это означает, и что теперь будет? Эти вопросы тревожили многих народоармейцев. Новости, по воспоминаниям Ругоева, комментировались «по-разному». Несомненную радость вызывал разве что сам факт окончания войны. Впрочем, никто не горевал и о том, что не удалось «водрузить знамя на крышу президентского дворца».
В апреле 1940 года военнослужащих ФНА старших возрастов стали отпускать по домам, остаток батальона связи перевели в Новгород, где его включили в полк Красной Армии. На этом служба Яакко Ругоева в составе Финской народной армии завершилась. А в июле с формулировкой «по состоянию здоровья» его демобилизовали и из «непобедимой и легендарной». Яакко подался в родные места, где стал работать в Ухтинской средней школе преподавателем финского языка и литературы.
Свои любопытные воспоминания об участии в Зимней войне Ругоев подготовил для финского издания “Itämerensuomalaiset”, которое вышло уже после смерти писателя… Резюмируя их, Яакко писал: «Обо всё этом я рассказал главным образом потому, что отожествляю себя с теми тысячами карелов, которые не по своей воле, зачастую, не понимая даже истинной сути событий, оказались втянутыми в круговороты Зимней войны».
Утерянный мир
…С момента нападения Германии на Советский Союз силы Люфтваффе и Кригсмарине, которым финны предоставили базы, неоднократно атаковали цели на территории СССР. Ну, и так уж неправы были большевики, опасавшиеся, что «международный империализм» не преминет использовать финскую землю в качестве плацдарма? Конечно, многие скажут, что «в объятия» к германским нацистам финнов толкнул сам СССР, «оттяпавший» в результате московского мира 1940 года у Финляндии чуть ли ни четверть территории, и финны, де, лишь стремились восстановить статус-кво. Но факт остается фактом: в своей речи по случаю началу войны Гитлер назвал финнов «братьями по оружию, сражающимися плечом к плечу с германскими солдатами против большевизма». Следом за бесполезными в такой ситуации дипломатическими протестами Красный воздушный флот 25 июня 1941 года нанес удар по 18 финским аэродромам и ряду населенных пунктов, где базировались немцы. Правительство Финляндии тут же радостно в очередной раз назвало Советский Союз агрессором и заявило, что находится «в состоянии войны с СССР».
По мнению Ругоева, решение правительства Финляндии выступить на стороне Германии оказалось для руководства Советского Союза неожиданностью. Сталин до последнего момента питал надежду, что немцы нападут не столь скоро. И уж тем более не верил, что, казалось бы, разбитые в пух и прах финны, буквально в течение года не только восстановят, но и многократно усилят свой военный потенциал. Поэтому в начале войны в Карелии советских войск было немного, вооружены они были слабо. Финская же армия к лету 1941 года, как по численности, так и по эффективности вооружения, стала в несколько раз сильнее, нежели была в конце Зимней войны. Уроки предыдущей кампании пошли впрок, да и западные поставки оружия (финны умудрялись получать его и от воюющих между собой Великобритании и Германии, и от нейтральной Швеции, и еще от ряда стран). Подгоняемая пропагандой полумиллионное воинство двинулось на восток… Местами финны имели многократное превосходство. Например, на ухтинском направлении им поначалу противостоял… единственный полк, заполненный по штатам мирного времени.
Описывать ход всей кампании не имеет смысла – всё давно известно. Остановимся лишь на том, что, несмотря на подчас героическое сопротивление Красной Армии, уже к осени сорок первого на Карельском перешейке финские войска вышли на старую границу, замкнув блокаду Ленинграда с севера, а в Межозерье – на рубеж реки Свирь. Позднее, проведя ряд операций на беломорском направлении, финны закончили «освобождение» большей части Карелии, включая Петрозаводск. К зиме линия фронта стабилизировалась, оставаясь неизменной до лета сорок четвертого.
…С первых дней войны Ругоев, несмотря на то, что, как мы помним, из армии был комиссован, стремился на фронт. Сначала он записался добровольцем в истребительный батальон «Боевое знамя», который был сформирован в конце июля 1941 года в Калевальском районе. Большая часть района к тому времени была уже оккупирована: в середине месяца группа F III армейского корпуса финнов прорвала советскую оборону (54-я СД) на рубеже реки Войницы. Новый рубеж – от озера Большой Кис-Кис до реки Чирка-Кемь – финны прорвать уже не смогли. Даже несмотря на то, что финские войска были сначала усилены, а затем и вовсе заменены здесь немецким XVIII горнострелковым корпусом, никаких успехов страны Оси больше не достигли, и на ухтинском направлении до советского наступления осенью 1944 года шла неспешная, «позиционная» война с боями «местного значения».
В феврале 1942 года истребительный батальон Яакко был влит в отряд «Красный партизан», действовавший в родных краях будущего писателя. Его служба вновь оказалась весьма далекой от «лейки» и блокнота – Ругоев ведь стал… разведчиком-диверсантом! Был дважды ранен в боях, награжден орденом Красной Звезды… В начале войны ордена просто так не давали.
Был и еще один факт в партизанской биографии Ругоева, без которого не был бы полным наш рассказ. Во время одного из рейдов по тылам противника, следуя приказу командования о тактике «выжженной земли», бойцы «Красного партизана» уничтожили три карельские деревни – Костомукшу, Окуневое озеро и Суоярви. Последняя была родной деревней Яакко… Некоторые исследователи утверждают, что Яакко, многие годы спустя, якобы говорил, что он «лично сжег отцовский дом»… Как бы то ни было, но участие в том рейде горьким воспоминанием преследовало Ругоева всю оставшуюся жизнь. А поэтому логична и наша следующая мини-глава.
Карельские партизаны. Герои или…?
Дело в том, что в Карелии партизанское движение имело ряд особенностей из-за местной «специфики». Подавляющая часть населения КФССР в начале войны была эвакуирована на восток. В 1941-1944 гг. в оккупированных районах республики проживало около 86 тыс. человек, из которых около двух третей составляли русские, украинцы, белорусы – то есть представители не финно-угорского населения. В ходе войны они почти полностью были заключены финскими оккупационными властями в концлагеря или находилась в иных местах принудительного содержания. В редких деревнях и селах оставались, в основном, лишь старики, женщины и дети. Впрочем, даже им, «единоплеменным» противнику, Советы особо не доверяли. Поэтому пополнение партизанских отрядов за счет местного населения, как это происходило в других оккупированных регионах СССР, и даже снабжение продовольствием и фуражом ввиду скудости ресурсов, было невозможно. В этой связи партизаны (их численность, кстати, была невелика – от 1500 до 1700 человек) базировались за линией фронта – на советской территории, и именно оттуда совершали рейды по тылам противника, выполняя различные задания: нападали на мелкие финские гарнизоны, взрывали мосты, выводили из строя коммуникации, добывали языков. То есть партизаны использовали классические методы разведывательно-диверсионных групп, и с самого начала войны формировались как централизованная сила, призванная решать конкретные задачи в интересах действующей армии.
Кстати, тема «карельских партизан» – долгое время была весьма «чувствительной» для советско-финляндских отношений. Дело в том, что во время глубинных рейдов они действовали не только на оккупированной территории КФССР, но и на территории собственно Финляндии и даже Норвегии. С конца 80-х гг. XX в. когда в силу известных причин не стало больше сфер умолчания, финны на всех уровнях стали обвинять «карельских партизан» в нападениях на финские деревни и уничтожении до двухсот мирных жителей. Тема всячески муссировалась в печати соседей, ряд финских организаций и политических деятелей обратились в местные МИД и прокуратуру с требованием расследовать деятельность советских партизан на территории Финляндии в 1941-1944 гг. Своей кульминации антипартизанская кампания в Суоми достигла к началу нулевых. Помню, даже в ходе наших двусторонних встреч с финскими коллегами по линии МВД (в те годы автор этих строк был ответственным секретарем рабочей группы по оперативному взаимодействию между МВД России и МВД Финляндии) эта «щекотливая» тема неоднократно поднималась в ходе обмена мнениями.
К чести обеих сторон, дискуссия постепенно перешла в русло научной – и в Финляндии, и в Карелии был проведен ряд семинаров и конференций. На снижение градуса, несомненно, повлияли и доводы российской стороны о несовместимости цифр потерь (в частности, было убедительно доказано, что только летом 42-го, и только в одном Петрозаводске из 22-тысячного контингента концлагерей для не-финно-угорского населения, от голода и болезней умерло более 4 тысяч узников. – М.В.). Еще больше дискуссия поутихла после того, как в качестве контраргумента россияне обнародовали трагедию Петровского Яма. В этом некогда располагавшимся в Сегежском районе поселке сотня уже финских «дальних» диверсантов под командованием лейтенанта И. Хонканена разгромила беззащитный советский полевой подвижный госпиталь № 2212 под флагом Красного Креста (!), убив при этом весь медицинский персонал и несколько сотен раненых, из которых оружие могли держать считанное число человек…
Военная тема в произведениях Ругоева
Военная тема, естественно, хорошо знакома Ругоеву. Ведь еще в партизанском отряде он продолжил начатую до войны литературную работу, посылая в газеты рассказы, стихи и очерки о боевых действиях партизан. Карело-финское партийное руководство публикации заметило. В 1943 году было принято решение отозвать Яакко из отряда и направить его в распоряжение штаба партизанского движения. Ругоев вступил в партию и получил назначение на работу военным корреспондентом республиканской газеты “Totuus” («Правда»). В том же году вышла его первая книга – сборник партизанских рассказов и очерков “Kosto” («Месть»). В 1944 году Ругоева приняли в Союз писателей СССР. (В последующие годы Яков Васильевич неоднократно избирался секретарем правления Союза, председателем республиканского отделения, постоянно сотрудничал с редакцией журнала “Punalippu” («Красное знамя») – М.В. ).
С ноября сорок пятого по февраль сорок шестого в качестве корреспондента Ругоев участвовал в Хельсинкском судебном процессе. Тогда по требованию Союзной контрольной комиссии во главе со Ждановым «за развязывание войны против СССР» на скамье подсудимых в Доме сословий оказалось едва ли ни всё политическое руководство Финляндии военных лет. Бывший президент Рюти, премьеры Рангель и Линкомиес, министры иностранных дел Рамсей и Таннер, лидер финских социал-демократов и еще несколько человек. Фамилию главнокомандующего финской армией Маннергейма, говорят, из ждановского списка вычеркнул сам Сталин…
В послевоенные годы один за другим выходят сборники Ругоева-поэта, в центре которых стоит тема утверждения мира, настойчивая борьба за его сохранение. Вообще, творчество Якова Васильевича чрезвычайно широко. Это не только лирическая поэзия, стихи для детей, поэмы и баллады, но и многоплановая проза, среди которой военная тема стоит, конечно, особняком. Автор этих строк не ставит своей задачей подробный разбор всех «военных» произведений Ругоева. Критика это давно сделала. Но все же некоторых просто нельзя не затронуть…
Когда в далеком сорок втором молодой Яакко, которому не исполнилось тогда и двадцати пяти, написал первую редакцию рассказа «Вся жизнь впереди», вряд ли кто мог предположить, что через много лет он войдет в престижнейшую серию «Библиотека всемирной литературы». Сюжет рассказа таков: в тылу противника действует советская разведгруппа сержанта Алекси Васары, которая вступает в бой с финнами. После схватки раненый Алекси остается один и начинает ползти к своим позициям, благо здешний лес ему знаком. Неожиданно он сталкивается лицом к лицу с финским солдатом, получившим контузию в ходе того же боя. У Алекси нет патронов, а у капрала Хювяринена – оружия. Их силы на исходе. Противники – соплеменники, и говорят на одном языке. Только Алекси Васара и его товарищи защищают свой дом, свою Родину. А вот за что воюет Пекка Хювяринен? Зачем он пришел на чужую землю? «Ставить пограничные столбы на Урале»? При этом, по иронии судьбы, у Пекки в восемнадцатом лахтари – финские белогвардейцы – убили отца, а его самого дразнят «красным»…
…Широкий резонанс вызвало документальное повествование Ругоева о боевом пути 126-го полка 71-й стрелковой дивизии Красной Армии, названное «Полк майора Валли». Дело в том, что полки этой дивизии были сформированы из остатков уже знакомой нам «Финской народной армии» и оказались крепкими орешками для наступающего противника. Ругоев отмечал, что и много лет спустя финские ветераны с уважением вспоминали о несокрушимых оборонительных позициях полка Валли. Публикация о подразделении легендарного советского майора вызвало столь большой читательский интерес в Финляндии, что там его решили выпустить отдельной книгой. К 70-летию Якова Васильевича финны преподнесли юбиляру подарок: во время торжественного вечера в Петрозаводске в Государственном Финском драматическом театре (так тогда официально именовался Национальный театр – М.В.) по случаю юбилея народного писателя Карелии известный финский издатель А. Коркеакиви под аплодисменты переполненного зала преподнес ему прекрасный подарок – красивое издание «Полка…», вышедшее в издательстве «Похъойнен» в Оулу.
…Неоднократно в своих подразделениях Ругоев обращался к судьбе героического карельского разведчика В.А. Кириллова. Она, увы, трагична. На основании ложных обвинений Василий Агеевич, не за страх, а за совесть служивший Родине, был обвинен в измене, осужден и умер в лагере в победном сорок пятом. Ругоев и Ортьё Степанов, хорошо знавшие Кириллова по совместной учебе в Ухтинской школе, не поверили, что Василий мог стать предателем. Они провели собственное расследование, доказали ошибочность ареста и добились того, что в 1960 году Кириллов был посмертно реабилитирован и восстановлен в статусе кавалера ордена Красной Звезды. Сегодня Калевальская средняя школа носит его имя…
В повести «Двести пятьдесят шесть дней» Ругоев рассказывает о подвиге Кириллова, который был направлен с заданием во вражеский тыл – в деревню Вокнаволок на озере Верхнее Куйто. Благодаря родственным и дружеским связям, он сумел привлечь местных жителей к сбору разведданных и наладить их передачу по рации в Центр. Это удавалось делать в течение восьми месяцев, Кириллов успел передать множество ценных сведений.
На мой взгляд, описываемые Яакко герои повести очень убедительны: деревенские жители – карелы, которые никак не возьмут в толк, зачем их пришли «освобождать», солдаты финского гарнизона, которые, в свою очередь, не понимают, почему люди, говорящие с ними на одном языке, мыслят совсем по-иному… Среди финнов, конечно, есть и «убежденные» лахтари, но больше таких, которые сочувствуют местным, относятся к ним по-человечески, любопытствуют, какая жизнь была тут раньше, «при колхозе»? Они испытывают настоящий шок, после того, как находят в деревенской библиотеке множество книг на финском и, к своему удивлению, узнают, что карелы, оказывается, свободно и бесплатно лечились и учились и даже могли поступать в университет! Сыны Суоми искренне недоумевают, а в чем же тогда «национальная дискриминация», о которой им трубила финская пропаганда?
…Еще раз к судьбе Кириллова Ругоев обратился уже в конце жизни, в романе «Яакко и Васселей. Лесная карельская молодость». Считается, что именно это произведение должно было стать главным во всем творчестве Ругоева – романом-итогом, романом-исповедью… Увы, оно осталось неоконченным. В таком виде под редакцией финского писателя Маркку Ниеминена книга и увидела свет в Петрозаводске в 1997 году, уже после смерти Якова Васильевича…
Михаил (Микко) Васьков
Хельсинки – Ауга - Москва
Назад в раздел
