На главную страницу
Отправить сообщение
Карта сайта

Закрыть
Логин:
Пароль:
Забыли свой пароль?
Регистрация
 Войти  Регистрация

Филиал ГРДНТ им. В.Д. Поленова
"Финно-угорский культурный центр
Российской Федерации"













Календарь

Родные языки – два крыла перевода



«Kes sorib minu raamatutes, Kus olen viibind naerdes,  nuttes?» – эти строчки из переведенной мною книги  Марие Ундер «Sirelite aegu» («Торжество сирени») сначала вызвали чувство горечи: как же так случилось, что за все время, которое мы жили бок о бок, дружили, интересовались друг другом,  не знали произведений талантливых наших собратьев, не переводили, а значит и не читали их? Раньше практика взаимных  переводов практически отсутствовала. Были редкие публикации отдельных произведений эстонских авторов на марийском языке в периодической печати, в основном – приуроченные к каким-то датам, литературным встречам. Но они, эти публикации, не могли дать полную картину  об эстонской  литературе, тем более о духовной сущности народа, которую поднимали  своей истинной творческой индивидуальностью эстонские поэты. Как долго мы, эстонские и марийские поэты, читатели, шли друг к другу!

Но эта строка Марии Ундер – «Кто будет листать мои книги?»  в то же время меня и обрадовала: разве могла предположить автор в те  далекие годы, что ее книгу  будут «листать» не только эстонцы, которые ее прозвали «Принцессой Сиуру», но и марийские читатели, о существовании которых, возможно, поэтесса в то время и не предполагала? Сиуру, Птица счастья, обозначенная словом из старо-эстонского языка,  прилетела на марийскую землю вместе с эстонской поэзией. Разве могла предположить поэт, что ее произведения, в которых она жила «плача и смеясь», заставят испытать те же самые чувства другого  автора, которая шла к марийскому читателю вместе с ней, но в качестве переводчика?

Переводчик не может быть отстраненным от автора, не может не испытывать с ним чувства близости, родства. Он должен  слышать ритм пульса поэта. Отношение между оригиналом и переводом – это отношение между произведением и его исполнением в другом материале. Современная теория перевода настойчиво подчеркивает необходимость сохранения национальной и исторической специфики оригинала.

Невозможно сохранить при переводе все элементы оригинала, но, безусловно, следует вызвать у читателя впечатление исторической и национальной среды. Языковое своеобразие эстонского  текста – ориентированность его содержания на определенный языковой коллектив. Поэтому, прежде чем сесть за перевод, для приобретения «фоновых» знаний, я посчитала   необходимым для себя  поближе познакомиться с историей эстонского народа, с историей развития эстонского литературного языка. Мои новые знания, приобретенные в процессе подготовки  к  переводам,  во многом облегчили  процесс работы с материалом оригинала. Но и не только: они  в чем-то помогли  найти ответы на  волнующие меня  вопросу по развития литературного марийского языка, превратили некоторые мои слабые сомнения в убеждения, уверенность в правоте.

Таким образом, я перехожу к основной теме моего выступления.

В зависимости от предмета рассмотрения, имеются разные аспекты переводоведения, я же в основном хочу остановиться на лингвистике перевода, хотя, несомненно, все стороны переводческой деятельности взаимосвязаны и взаимно дополняемые, например, как не учитывать  психологию перевода?

Переводя иноязычные стихи на свой язык, переводчик должен учитывать все их элементы во всей их сложной и живой связи, и его задача – найти в плане своего родного языка такую же сложную и живую связь, которая по возможности точно бы отразила подлинник, обладала бы тем же эмоциональным эффектом. Таким образом, переводчик должен как бы перевоплотиться в автора, принимая его манеру и язык, интонации и ритм, сохраняя при этом верность своему языку, и в чем-то своей поэтической индивидуальности. Но при этом, вследствие несоизмеримости языкового материала подлинника и перевода, между ними не может быть семантического тождества в выражении и, следовательно, лингвистический верный перевод невозможен, а возможна лишь интерпретация. Часто бывает, что родной язык переводчика не позволяет выразиться так широко  и многозначно, как язык подлинника. И это – первая проблема, с которой мне пришлось столкнуться при переводе эстонской поэзии на марийский язык. Оказалось, что эстонская стихотворная строка вмещает больше слов, и, следовательно, мыслей, понятий художественных образов,  а это во многом зависит и от таких особенностей слова, как его величина и звучание, которые в марийском языке заметно длиннее. В поисках возможностей найти не только  прямые языковые, но и прямые метрические соответствия, мне, как переводчику, пришлось согласиться и с тем фактом, что, к сожалению, у нас в активном словарном запасе  отсутствовали слова для выражения многих понятий из области культуры и науки, а также для выражения различных смысловых оттенков.

Перед  переводчиком встала дилемма: для выполнения тех же коммуникативных функций, присущих тексту оригинала – выбрать более узкую семантическую единицу,  существующую в активном словарном запасе, но передающую лишь часть смысла ;  использовать слова из активного словарного запаса, но, так называемые заимствованные из русского языка , нашедшие прочное место в современных марийско-русских словарях;  или же, зная действительность, стоящую за текстом, обратиться к словотворчеству?

Выбор первого варианта для меня был неприемлем. Во-первых, это не позволяло сделать мое трепетное отношение к чужому творчеству, в данном случае – к творчеству эстонских поэтов.
Во-вторых,  использование «русизмов»  было бы совершенно неоправданно, искусственно в переводах эстонской поэзии начала и середины прошлого века (а именно с них начался мой переводческий опыт эстонской поэзии). Ведь я уже знала, насколько внимательно относилось общественное движение этого периода к проблемам становления  эстонского литературного языка: литературная группировка  «Noor-Eesti» («Молодая Эстония»), в альбомах, выпущенных в 1905-1915 годах, высказывала мысль о том, что эстонский язык и эстонскую культуру необходимо поднять на уровень европейской культуры; в 1906 году в Таллинне было создано Общество народного образования Эстонии (кстати, членом Валгаского отделения этого общества был поэт Эрнст Энно, автор следующей переводной книги)  литературное отделение которого начало обсуждать безотлагательные языковые проблемы; в 1907 году было создано Общество Эстонской литературы, которое на протяжение всего существования (до 1940 г.) одной из основных своих забот считало развитие эстонского литературного языка; в 1917-1920 г.г. развивала свою деятельность литературная группировка «Сиуру», в альбомах которой проводились в жизнь принципы языкового обновления, публиковали статьи о литературных вопросах журналы «Eesti Kirjandus» («Эстонская литература») (1906-1940 г.г.) и «Looming» («Творчество»), основанный в 1923 г., журнал Общества родного языка «Eesti Keel» («Эстонский язык»). В данной ситуации заимствованные русские слова в марийском тексте эстонской поэзии были бы абсолютно чужеродными.

В-третьих, это противоречит и моей поэтической индивидуальности, под словом «индивидуальность» в данном контексте я имею виду только свое отрицательное отношение к использованию в литературных произведениях неоправданных заимствований, которые были вызваны не по причине бедности нашего марийского языка, а в силу советской политики двуязычия.

Итак, выбор был сделан в пользу второго варианта, а именно – я склонилась к новым словообразованиям. Говоря об этом, я несколько расширяю смысл данного термина. Использованные мною слова  – это не только авторские, или контекстуальные, неологизмы,  но и лексико -словообразовательные и лексико-семантические неологизмы, устаревшие слова из пассивной лексики.  При этом часто опиралась на «Словарь новых слов»  доктора филологических наук И.Иванова. (Насколько мне известно, подобный словарь новых и мало известных слов существовал и в Эстонии  в составлении Й.Аавика, который всегда ратовал за пополнение словарного состава  эстонского языка). Определенную свободу в работе подарил мне и «Марийский словарь»  В.Васильева (™пымарий), выпущенный в свет в начале прошлого столетия.

Не могу утверждать, что в переводном тексте таких слов слишком много, в противном случае, марийцам пришлось бы читать эти марийские книги только со словарем. Надеюсь, чувство меры  и чувство языка не изменили мне при работе над эстонскими произведениями.
В выпущенных 5 сборниках эстонских  поэтов и писателей дается около 170 сносок-объяснений новоиспользованных слов, это, примерно, 20 слов на каждую книгу. Но отдельно надо отметить сборник  А.Валтона «Какого цвета тишина?», в нем насчитывается 97 сносок. Это, отчасти, объясняется и большим, по сравнению с другими, объемом книги,  но в основном – особенностью  мастерства писателя. Гротеск, абсурд, метафора, самоирония,  парадоксальность, умение посредством малого количества слов сказать о многом – особый творческий почерк А.Валтона – предъявляют свои требования к языку перевода, ведь в переводе нет места художественному пересозданию типических  черт оригинала, домыслу. Донести  до марийского читателя тончайшие нюансы творческой мысли автора, созданных им мыслей и образов, уже нашедших свое предельно точное выражение в языке подлинника, было непросто, но довольно увлекательно. Для сохранения эквивалентности между структурой оригинала и структурой перевода  необходимо было сначала понять, увидеть  художественное целое его разно-жанровой прозы, стихов; затем перенести это целое на другой материал, используя все смысловое, образное, эмоциональное содержание марийской лексики. При этом приходилось привлекать  синонимы из пассивного словарного состава, создавать новые слова, расширяя их семантическую замкнутость уже существующих слов. В книгу включен раздел «Афоризмы». Этот жанр, как самостоятельное произведение,  редко появляется в нашей печати, и потому, на мой взгляд, он представляет для марийского читателя большой интерес.  Требования этого жанра – краткость, лаконизм, неожиданность особенно дисциплинировали переводчика в плане работы над родным языком, ведь достаточно маленькой детали, чтобы читатель заметил, что  читает произведение, пересаженное на чуждую почву.

И как награду за непростой переводческий труд, поощрение за прекрасные творческие муки я восприняла слова доктора культурологи Г.Шкалиной: «Через эту книгу я впервые узнала Арво Валтона не только как общественного деятеля, но и как талантливого писателя – своеобразного, интересного, неожиданного, не похожего на нас. И что интересно, по-марийски он звучит также, наверное, по-эстонски, как в оригинале: не чувствуется никакой искусственности. И новые слова не раздражают читателя, а, напротив, удивляют и радуют: оказываются, есть  выражения в марийском языке, передающие тончайшие нюансы».
Безусловно, к этому я должна добавить, что  любое литературное произведение исторически обусловлено и, следовательно, неповторимо, между оригиналом и переводом не может быть тождества. Задача переводчика – воспроизвести смысловую и эстетическую ценность оригинала для читателя, вызвать у него впечатление.

В качестве заключения хотела бы вот что сказать.

Когда я приступала к переводу  эстонской книги, я думала: узнаю нового автора, но, оказывается, познакомилась с другим человеком, поближе узнала другой народ, его историю, его культуру, и, как бы парадоксально не звучало – я также лучше  узнала себя, свой народ, создавший богатый марийский язык.

Не в этом ли еще заключается смысл и значение наших взаимных переводов?

                                                 




Назад в раздел


DB query error.
Please try later.